←  Литература

Портал о Постапокалипсисе

»

Небольшие рассказы

 фотография Кубилай 27 окт 2010

Думаю, короткие по размеру рассказы достойны отдельной темы.
Общий дух ли в них не рассеивается из-за их небольшого размера? Или авторы таких рассказов вкладывают душу невольно в большей концентрации - может от того, что не приходится уклоняться от основой задумки, и не надо думать, чем же занять своих героев к концу повествования?
Тем не менее такие рассказы на ПА тематику являются, по моему мнению, ярчайшими представителями жанра.

ПРОСЬБА ДЛЯ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ РЕСУРСА:
Во-первых, не выкладывать в данной теме фан-фики - только рассказы с оригинальной вселенной.
Во-вторых, рассказы, свои или чужие, публиковать в таком формате, как я представлю ниже: то есть, чтобы люди могли свободно приходить, читать и уходить, не затрудняя себя скачиваниями и дополнительными кликами.
В-третьих, комментирование не возбраняется.

(Извиняюсь заранее, если от меня будут повторы с ныне покойного форума, но, мне кажется, они достойны "увековечиванья" здесь.)
Ответить

 фотография Кубилай 27 окт 2010

Наши боги


© Copyright Данихнов Владимир Борисович (darkstrelok@mail.ru)
Рассказ: Фантастика ПостАпокалипсис
Аннотация:
Война мужчин и женщин. Не в мелочах, но на яву - с бомбардировками и геноцидом. О том, что людям неважно за что или против чего воевать. Главное - воевать.
Рассказ был опубликован в журнале "Порог", N11, 2004

Я стоял на лоджии и занимался интересным делом - плевал вниз, а Коля вышел на балкон и крикнул мне оттуда:
- Приходи в гости!
Я вернулся в зал, взял в руки зажжённую свечку и пошёл в спальню, чтобы спросить разрешение у мамы, но мама спала на кровати пьяная вдрызг, а рядом с ней валялся, руки подложив под затылок, жилистый мужик, у которого была волосатая грудь, трусы с вышитыми слониками и широкая плешь. Слоники на трусах выглядели красиво, и я полюбовался на них чуток. Однако в комнате пренеприятно воняло водкой и кислым пивом, а незнакомец громко храпел, поэтому я быстро ушёл, так и не решившись растолкать маму.
Я вернулся на лоджию, сложил ладони ковшиком, прижал их ко рту и крикнул:
- Коля, мама пьяная, и она спит!
- Так приходи! - воскликнул Коля.
- Я не могу. Без маминого разрешения. Вдруг ей станет плохо?
- Да ты просто трус!
- Сам такой!
- Нет, ты - трус, раз не можешь придти ко мне. Я ведь живу в соседнем подъезде!
- Ладно, - подумав, сказал я, - я приду к тебе, Коля, но знай, придя, я заряжу тебе кулаком в нос, а потом дам в ухо! Вот так-то, Коля!
- Вот и ладушки. Жду тебя через пятнадцать минут.
Я побежал в переднюю, снял с вешалки кожаную куртку, накинул её на плечи, а потом стал натягивать на ноги ботинки. В это время в прихожую, пошатываясь, вошла мать. Он смотрела на меня красными глазами и чесала, расцарапывая в кровь, голову; с корнем выдирала слабые волосы; ее майка с надписью "end of time" была заляпана чесночным соусом и порвана в двух местах - там, где за майку тянул мужик в слоновых трусах.
- Ты куда собрался? - спросила мама, прислонилась к стенке и закрыла глаза, шумно вдыхая и выдыхая.
- Я уже взрослый, - ответил я, - мне тринадцать лет, я много чего знаю и много чего повидал; и я имею право самостоятельно выходить на улицу и гулять, сколько захочу и когда захочу.
- Тебе только тринадцать! - воскликнула мама и, сдирая непослушными пальцами обои, упала. Наверное, в обморок.

Я осторожно спускался вниз; проверял каждую ступеньку, прежде чем сделать шаг, и боялся. Боялся, что вдруг наступлю на одну из кошек и упаду. Котов и кошек в подъезде очень много, потому что они приходят в наш дом со всех концов города.
- Священник закрасил все окна черным, священник закрасил все окна, и теперь мы не видим луны, не видим света... - пел кто-то, тренькая на гитаре, на третьем этаже. Наверное, он тоже был пьян, но пел правду - все окна в нашем доме закрашены черной краской. Две недели назад приходил капеллан и сказал, чтобы все закрашивали окна, потому что скоро война, и в те дома, где окна не закрасят, бомба попадет в первую очередь. Конечно же, никто в подъезде не хотел, чтобы бомба попала в наш дом в первую очередь. К тому же, у священника была чёрная борода лопатой и узкие интеллигентные очки; мой папа сказал, что такому человеку не верить - грех. Дядя Федор, сосед, возразил; его удивило, откуда в нашей армии взялся капеллан. Папа разозлился и дал дяде Федору в глаз, а потом подкараулил и пристрелил его пса, Шарика. Потом, чтобы подать пример, отец первым полез закрашивать окна, и успел закрасить три или четыре, прежде чем выпал, пьяный в хлам, из окна восьмого этажа и разбился насмерть. Но дело его продолжили, и теперь в нашем доме сплошь черные окна.
Выйдя из подъезда, я первым делом поежился, потому что на улице стояла осень. Вторым делом я закашлялся, потому что во дворе пахло гнилой картошкой, мешки которой свалены в кучу у третьего подъезда, и разлитым бензином. Третьим делом я притронулся к голове, чтобы убедиться, что волос на голове у меня уже нет и никогда не будет. Стало обидно. В горле першило, чесались гнойные ранки на локтях и внизу живота. Вдалеке громко хлопало, и вечернее небо озарялось яркими оранжевыми и красными вспышками. На улице никого не было; соседняя "хрущевка" казалась многоглазым чудовищем, потому что там тоже закрасили окна. На свой дом оборачиваться и смотреть я не хотел - противно.
Перепрыгивая пустые бутылки из-под водки, пряча голову в высокий воротник, я бежал к Колиному подъезду. Там под козырьком покачивалась лампочка на длинном изолированном шнуре, а на самом козырьке сидели коты и кошки и смотрели на меня, выпучив глазища. Кошки были тощие и ободранные.
- Бр-рысь! - крикнул я, подхватил с асфальта камешек и запустил в кошек. Они даже не шелохнулись, а камень попал в окошко над козырьком и расколошматил его вдребезги. Испугавшись, я кинулся к дверям. Как раз вовремя - из окна высунулась и запричитала женщина.
- Федя! Федя! - звала она.
- Что?
- Кажется, опять началось! Федя! Кажется, началось!
- Что началось, глупенькая?
- Война, Федя! Война!
- Глупенькая, ничего не началось... ну успокойся...
- Федя! Феденька! Я так боюсь, Боже, я так боюсь!
- Не бойся, милая, священник приказал нам закрасить все окна, и наш дом теперь в безопасности; война не доберётся до нас. Возьми... возьми же, выпей.
- Федя! Но это водка, это опять водка, Федя!
- Я сказал, пей! И отойди от окна!
- Но Федя!
- Пей!..
Я стоял, прислонившись к сырой стене, и дрожал. Я ждал, что вот-вот они разберутся со своей водкой, со своей войной и выйдут из квартиры; увидят, что я разбил окно, схватят меня за ухо и приведут домой. А дома пьяная мама и неизвестный мужик в трусах с красными слониками; им не понравится, что я пришёл не один, а в компании.
Но никто так и не вышел.

Мне открыл Коля. Он был как всегда неопрятен и грязен. На спортивных штанах - белые пятна, льняная рубашка серая от пыли и воняет потом. Коля - рыжий и веснушчатый; у него нос картошкой и серые глаза; длинные, как у девчонки, ресницы. Сейчас один глаз у Коли стал розовый и слезится. У Коли конъюнктивит. Вроде бы. То есть это он так говорит, а на самом деле - кто знает, чем там Коля болен. К врачу он не ходил. По радио сначала говорили, что больницу взорвали, а докторов разогнали. Или разогнали, а потом взорвали - не помню. На следующий день передали, что это ошибка, никто больницу не взрывал; просто из нее выгнали всех больных, а окна закрасили в черный цвет, чтобы пилоты вражеских самолётов промахнулись и не попали в больницу ядерной бомбой. Ещё через день радио заткнулось навсегда.
- Пришел? - спросил Коля, нахмурившись.
- Не видишь, что ли? - буркнул я, протискиваясь мимо друга. В квартире у Коли было тепло и сладковато пахло блевотиной. Меня аж самого затошнило. Воняло из-за приоткрытой двери, которая вела в туалет. Я поспешил отойти в сторонку.
На кухне горела свеча, а в остальных комнатах было темно. Под самым потолком в прихожей, оклеенной обоями "под кирпич", висели круглые часы. Секундная стрелка дрожала на месте; я подошёл ближе и увидел, что стрелки крепко-накрепко прилеплены к циферблату бумажным скотчем.
- Зачем это? - спросил я.
- Что "это"?
- Стрелки. Зачем ты заклеил стрелки?
- Так надо, - отвечал Коля деловито, - у меня совсем мало времени, а стрелки подгоняют его.
Длинные тени, словно призраки, носились по прихожей, и было немного страшно, и я подумал мельком, что зря ушел из дома, что надо бы вернуться, но Коля сказал вдруг:
- Я рад, что ты здесь.
Мне сразу полегчало. Не зря, получается, пришел.
- Фигня, - ответил я, стягивая курточку. - Зачем звал?
- Сейчас покажу тебе кое-что.
- Кое-что?
- Особенное кое-что!
Он привел меня на кухню, усадил за стол, а сам взял в руки свечку. С огарка ему на руку капал расплавленный парафин, но Коля даже глазом не вел. Он был стоек как индеец или кто там так стоек, что не обращает внимания на горячий парафин? Как мазохист, короче говоря, стоек был мой друг Коля.
- Что ты знаешь о жуках? - спросил он загадочным голосом.
- Много чего, - ответил я и замолчал.
- Ну? - Выждав минуту, уточнил Коля.
- Они усатые, - сказал я и с намеком посмотрел на Колин холодильник: - Слушай, у тебя пожрать есть что-нибудь?
- Я съел всё ещё вчера. Весь вечер блевал, но всё равно ел и пил, потому что боялся, что у меня случится обезвоживание, - строго ответил Коля и погрозил мне пальцем: - Не меняй тему, отвечай нормально!
- Как это вчера? А паёк? Твой папа не ходил в продуктовый ларёк за пайком?
- Мой папа ходил в продуктовый ларек за пайком. Он ходил туда двенадцать раз, а позавчера пошел в тринадцатый и не вернулся. Отвечай!
- Я больше ничего не знаю о жуках, - признался я.
- Они что-то задумали, - доверительно сообщил мне Коля, присел на корточки и наклонил свечу к полу. На полу валялись мятые этикетки от водки. Среди этикеток маршировали упитанные чёрные жуки. Они задорно шевелили длиннющими усами и перебирали лапками со скоростью хорошего экспресса. Жуки сновали между бумажками, а иногда заползали под них и чем-то там занимались, отчего этикетка тряслась и подпрыгивала над линолеумом.
- Откуда у тебя столько жуков? - удивился я.
- Они пришли из ниоткуда, поэтому я не могу сказать тебе, откуда точно, - загадкой ответил Коля. Но я-то догадался, что никакая это не загадка, а глупость. Жуки пришли, откуда обычно приходят тараканы - из вентиляции.
От огонька свечи Колино лицо казалось осунувшимся и страшным.
- Они ходят туда-сюда и что-то ищут, - сказал он. - Быть может, некий жучий грааль или ещё что-то; не знаю, что именно. Но если они найдут его, нам, наверное, конец!
- Кому "нам"?
- Нам всем!
- А разве есть такое слово: "жучий"?
- Какая разница?
Я долго молчал, встревоженный Колиными словами, а потом тряхнул головой и сказал:
- Коля, придурок, ты что мелешь? Какой, на фиг, грааль? Жуки не разумны!
Коля горько усмехнулся, и была в его усмешке взрослая такая, "мудрая" печаль и некое тайное знание, которым я тут же захотел обладать. Я хотел обладать этим знанием целую минуту, а потом подумал, что маленький паршивец притворяется, будто что-то знает, а на самом деле ничего-то он не знает, поэтому хотеть обладать знанием мне совершенно незачем!
- Саша, - сказал Коля, - мой лучший и верный друг Сашенька, эти жуки - разумны. Может быть, ты, мозг которого испорчен телевиденьем, и веришь, что разум - величина постоянная и принадлежит одному только человечеству, но я знаю - это не так. Впрочем, ты все равно не сможешь осознать непреложный этот факт, потому что у тебя на глазах шоры, а в ушах - ватные затычки.
- Нет у меня никаких ватных затычек, с чего ты взял, придурок?!
- Это я образно выражаюсь.
Я присел рядом с Колей на корточки и прошептал ему на ухо:
- Коля, у тебя крыша съехала. Ты ничего не знаешь и не помнишь! А ну-ка, скажи на память поражающие факторы ядерного взрыва!
- Мы закрашивали окна не для того, чтобы помнить о поражающих факторах ядерного взрыва, - отрезал Коля. - Мы закрашивали окна, чтобы, наконец, подумать в тишине о главном; сейчас нет электричества, воды и газа; отключен телефон; не стало и времени, потому что я заклеил стрелки скотчем; и это самое благоприятное время для размышлений.
- О жуках?
- О них тоже. Посмотри. Здесь много жуков, и они все время в движении. Но на некоторых перекрестках стоят и не двигаются крупные особи с жирными белыми полосками на надкрыльях. Это координаторы. Они координируют действия рабочих жуков.
Коля тыкал свечкой в разные точки пола, а я с неподдельным восхищением наблюдал, как жуки огибают Колины тапочки и спокойно ползут дальше.
- Никак не могу понять, ты что хочешь этим сказать?
- Я хочу сказать этим, мой дорогой друг Саша, что жуки разумны. Мать твою, ты слушаешь меня или нет? Они разумны, но не так, как человек. Они - это, скорее всего, одна особь, одно огромное разумное жуковое сообщество, нечто вроде Океана в "Солярисе" Лема; и они что-то задумали.
- Не, Коля, все ж таки ты спятил. К тому же "жуковое" звучит ещё хуже, чем "жучье".
Коля не отвечал. Он водил свечой над полом и шептал протяжным голосом таинственные фразы на латыни. А, может, на суахили - я не силен в языках. Я ткнул Колю пальцем в бок, но он даже не пошевелился. Коля впал в транс, и зрачки его расширились так, что почти поглотили радужку.
- Коля, чёрт тебя возьми! - звал я. - Коля!
Коля не отвечал.

Я вернулся домой, где в первую очередь взял трубку, чтобы позвонить другу и убедиться, что он ещё не полностью чокнулся, но в трубке не было гудка, и я вспомнил, что телефон отключен. Тем не менее, я разозлился. Я долго бил трубкой о стену, но гудок не появлялся; тогда я схватил аппарат и кинул его с размаху об пол, но гудок все равно не появился; вместо гудка проснулся мужчина в трусах со слониками. Зевая и потягиваясь, он вышел из спальни. Отодвинув меня с дороги, он прошел на кухню, хлопнул дверцей неработающего холодильника и принес с собой в прихожую две разнокалиберные рюмки и бутылку водки калибра обычного, ноль пять. Усевшись на маленькую табуретку рядом с трюмо, он поставил бутылку прямо на пол, налил водки в обе рюмки и кивнул мне:
- Будешь?
- Телефон отключён, - сказал я и аккуратно поставил аппарат на место.
Мужик выпил водки, почесал красными пальцами волосатую свою грудь и сказал:
- Раз уж я прописался у вас, надо с тобой, дружище, познакомиться. То есть, я ведь сплю с твоей матерью и это накладывает на меня какие-то обязательства; я должен помогать тебе расти гражданином, воспитывать в тебе патриотизм и ещё что-то, о чем я пока не помню, но обязательно вспомню и скажу.
- Я маленький ещё, чтобы водку пить, - сказал я нагло и подумал, что Коле, наверное, сейчас страшно одному в квартире наедине с жуками. Наверное, он сидит и дрожит, а я, вместо того, чтобы помочь ему найти отца, сижу здесь и говорю с мужиком, у которого на мятых трусах нарисованы мультяшные слоники.
- Подростки не называют себя маленькими, - выпячивая губы, отвечал мужик. - Раз ты уже достаточно взрослый, чтобы осознать себя ребенком, хлопни водки. Говорят, она помогает против радиации. Я верю в народную медицину. А ты?
- Эгм...
Он схватил меня за руки и силой залил в мой рот содержимое рюмки. Я долго кашлял и брызгал слюной во все стороны, а потом прекратил и ухватился руками за трюмо, чтобы не упасть. В голове шумело, ноги подкашивались, а к горлу подкатывала кислятина.
- Мужик! - похвалил меня материн сожитель и спросил: - Какой был твой отец?
- Он был хороший, - отвечал я грустно. - Он был по-настоящему хороший, пока не пришёл капеллан в форме защитного цвета, и после этого папа сошёл с ума. Отец твердил, что нас спасут только черные окна. Чтобы проблемы не стало, говорил он, надо просто на нее не смотреть. Дядя, простите, я, кажется, сейчас сблюю...
- Все мужчины проходят через это, - кивнул мужчина со слониками и хлопнул ещё одну рюмку: - Знаешь, что хорошо в этой самой ядерной зиме? Если она будет, конечно.
- Что?
- Снег посреди июля, - отвечал мужчина. - Чистый белый снег и хмурое небо - это такой простор для творчества! Заметил, что самые знаменитые писатели и поэты сплошь и рядом живут на севере? Знаешь, почему?
- Нет.
- Потому что плохая погода способствует развитию творческой, ядри её душу, жилки!
Я кашлянул; на паркетный пол цвета горчицы упали капли цвета кармина.
- Послушайте... мне все равно... но у моего друга пропал отец, и Коля теперь совсем один в своей комнате, следит за странными черными жуками и боится... давайте, прошу вас, давайте сходим к продуктовому ларьку и узнаем, что с ним случилось...
Мужчина выпил, почесал плешь на макушке и кивнул, отрыгивая:
- Почему нет? Потопали. Пока пьяный - можно. Кстати, позволь представиться - Игорь. И не называй меня дядей, пожалуйста.
- Саша, очень приятно.

По небу ползли лохматые серые тучи, из-за которых украдкой выглядывали яркие звезды; луна подмигивала ущербным глазом. Навстречу нам из тьмы выползали глыбы многоэтажных домов и дряхлые кости неработающих фонарей. Повсюду валялись перевернутые мусорные контейнеры, из которых высыпались картофельные очистки, старые упаковки, использованные презервативы, пачки из-под сигарет, яичная скорлупа, полиэтиленовые пакеты, старая одежда, дряхлые ботинки и так далее. Стояла непроглядная темень, но Игорь захватил "вечные" фонарики с ручным управлением, и мы шли по мерзлому асфальту, нажимая все время на специальный рычажок, а впереди бегали светлые пятнышки. Иногда они выхватывали из тьмы дохлых кошек и мертвых людей.
- Почему в нашем доме кошки не умирают? - задумчиво тянул Игорь. Сейчас он в накинутом на свитер землисто-сером пыльнике и галифе выглядел как солдат, или даже как мушкетёр, потому что у него были великолепные мушкетёрские усы и пронзительный мушкетёрский взгляд, только в руках, увы, Игорь сжимал не мушкет или шпагу, а фонарик и пистолет Макарова. Не знаю, откуда он его взял. Может, Игорь был военным?
- Потому что дом освятил капеллан, - угрюмо отвечал я. На мне была старая кожаная куртка с дырявыми карманами и джинсы, протёртые на коленях - гордиться нечем. Это вам не галифе и клёвый пыльник.
- Чушь какая-то. Ты ещё скажи, что окна, закрашенные в чёрный цвет, помогли. Но в дом их, кошек в смысле, тянет, это факт. И живут там припеваючи, только орут громко и друг друга жрут.
- Ну если больше нечего жрать, - буркнул я, - почему, нет? У котов же нет собственного продуктового ларька.
Игорь промолчал.

У ларька народу было раз-два и обчёлся.
Продуктовый ларек - это натурально жестяной ларек, выкрашенный в синий цвет, с оконцем впереди, которое забрано чугунной решёткой. Перед ларьком стоят два прожектора, от которых куда-то во дворы ползут толстые черные провода. Прожектора освещают пятачок перед ларьком и собственно покупателей. Которых было двое на данный момент: у окошка стоял лохматый седой старик в драповом пальто и высоких черных сапогах, а за ним скучающе поигрывал тросточкой лысый парень лет двадцати. На нем были черные джинсы и синтепоновая черная куртка. На лице и руках парня краснели гноящиеся ранки.
Я не мог понять, зачем ему нужна трость; может, людей по голове бить?
Мы пристроились в конец очереди.
Старик спрашивал у ларёчного оконца:
- Таки откуда вы берете еду?
Из окошка ему неразборчиво отвечали.
- А они откуда берут?
Снова что-то невнятное.
- А эти?
- ...
- Ну вот, опять. А ВЫ тогда откуда берёте продукты?
- Мать твою, дед, - возмутился парень в джинсах. - Надоел. Получи свой паёк и проваливай.
Старик повернулся к нему, яростно блеснул огромными и круглыми своими очками и крикнул:
- Кощунство! Кощунство!
- Какое, к чертям, кощунство? - удивился парень в джинсах.
- Таки не понял? Людей вешать на столбах - это кощунство, - отвечал старик и крючковатым носом своим указывал куда-то на другую сторону улицы. Проследив за его взглядом, можно было заметить темные силуэты повешенных на столбах людей; они, люди эти, с протяжным скрипом качались из стороны в сторону.
- Что с ними? - спросил Игорь.
- Ларек пытались ограбить, - на этот раз очень внятно ответили из окошка. - Вот и умерли позорной смертью. Но вы не волнуйтесь, завтра их уже не будет, зато обещают вкусные мясные котлеты с минимальным содержанием сои.
- Здорово! - обрадовался я.
- Ещё бы, малыш! - радостно крикнули из окошка.
Старик получил, наконец, свой паёк, сунул его в приготовленный заранее чёрный пакет и собрался было уйти, но Игорь придержал его за рукав.
- Чего угодно господам? - близоруко щурясь, спросил старик.
- Господам угодно найти одного человека, - ответил Игорь. - Сейчас вот этот малыш, от которого разит водкой, вам его опишет.
- Он рыжий и в веснушках, - описал я, с опаской поглядывая на старика.
- Хех, - сказал старик, булькая горлом, - хех... хех, хех! Кхе-хе!
- Что это значит? - удивился я.
- Закашлялся я, - хрипло отвечал старик, держась рукой за стену. - Плохо себя чувствую в последнее время и с каждым днём - все хуже и хуже. Рыжий, говоришь?
- Да!
- Нет, таких не видел.
Он зашаркал по асфальту драными башмаками и вскоре скрылся за углом. Мы с Игорем проследили за ним, а когда обернулись, на нас в упор глядел парнишка с тросточкой.
- Рыжего ищете? - спросил он.
- Да, - кивнул я испуганно, подвигаясь ближе к Игорю. Тот стоял, руки в боки, и угрюмо разглядывал парня.
- Ты его знаешь? - спросил он у парня.
Парень медленно кивнул:
- Был тут вчера. Или позавчера? В общем, как узнал, что с севера мутанты идут, пошёл туда, отбивать город.
- Что ещё за мутанты?
- Я откуда знаю? По мне, так лучше о них не помнить. Не думать, и не гадать, тогда, глядишь, мимо пройдут, не заметят. Это правильная философия. Если что-то и спасёт наш мир, то только она.
- Значит, на север... - протянул Игорь.
- Да вы не волнуйтесь! - подмигнув нам левым глазом, отвечал парень. - Идти никуда не придется. Он вместе с двумя безумцами сдерживал переулочек какой-то, у них кончились патроны, и мутанты их перебили.
- Перебили-перебили! - радостно подтвердили из ларька. - Я все видел собственными глазами! А на следующий день у нас были вкусные сосиски! Вы продвигайтесь, не задерживайте очередь!
Игорь протянул в окошко паспорт, а я - свидетельство о рождении; взамен нам сунули разлинованную тетрадку, где мы поставили подписи напротив своих фамилий; потом нам вернули документы и выдали по две сосиски, две таблетки - витамины и глюконат кальция - и картонные упаковки из-под сока. В упаковках была вода. Игорь потянул меня за угол, где мы присели на бетонную тумбу и принялись за еду. Совсем рядом поскрипывали ржавые качели, и я очень хотел покататься на них, но не решался, потому что было стыдно перед Игорем - вдруг подумает, что я всё-таки ещё ребенок?
- Нет никаких мутантов, фигня это всё, - сказал вдруг Игорь и зачем-то достал пистолет.
- Нам наврали? Но почему?
- Всё должно быть по закону, - невпопад ответил он. - Люди должны быть обеспечены пайком. Любым путём.
В сосисках что-то было. Что-то, что застревало в зубах. Я хорошенько разжевал кусочек и сплюнул на руку. Посветил фонариком на ладонь.
- Что там? - спросил, напрягшись, Игорь. - Ноготь? Волосок?
- Нет, - ответил я. - Камешек.
- У отца твоего друга были камни в почках?
- Откуда я знаю? - удивился я и выкинул камешек.

А потом была моя квартира и спящая мама, у которой из головы выпадали волосы. Волосы оставались на подушке, а когда мама встала и провела рукой по голове, они осыпались на ковер. Игорь придерживал маму под локоть; они сели на пол перед трюмо, рядом горела свечка, и они, заедая водку одной сосиской на двоих, горланили песни. Потом плакали и снова пели. Игорь говорил, что мой папа - дурак и что необходимо срочно вымыть окна, хотя, конечно, уже поздно.
Я обижался, но молчал.
Игорь кричал, что люди умирают повсюду, что ещё три дня назад у ларька стояла очередь, а теперь они умирают, потому что слабые, а в этом доме ещё остались живые, потому что здесь живут сильные духом люди. И никакой этот дом не особенный, а кошки бегут сюда, потому что в подвалах ещё до взрыва какой-то умник разбил штук двадцать пузырьков валерьянки. Игорь сказал, что пистолет ему больше ни к чёрту и скинул его с лоджии, а потом вышел из квартиры и минут через пять привёл толстого мужика в чёрной кепке козырьком вбок. Мужик признался, что тоже был против затеи с покраской окон, и тогда Игорь налил ему водки. Потом пришла женщина с ребёнком; ей тоже налили. У ребёнка была кожа ненормального жёлтого цвета, и он всё время бегал в туалет, потому что его тошнило, а потом так и остался в туалете и не выходил, но его мать, кажется, не заметила этого и пела со всеми песню про берёзку.
Потом Игорь сказал, что даже сейчас они закрашивают окна вместо того, чтобы сделать хоть что-нибудь; хотя что-то делать, конечно, уже поздно.
Мужик в кепке оживился, поднял рюмку и сказал:
- За световое излучение!
Выпили.
Потом Игорь, действуя стремительно, разлил по новой и крикнул:
- За ударную волну!
Выпили.
Мама, закашлялась, но всё-таки смогла прохрипеть:
- За проникающую радиацию!
Выпили.
Женщина, ребёнок которой уже полчаса не выходил из туалета, сказала, шмыгая носом:
- За радиоактивное заражение!
Выпили.
Я натянул свою любимую кожаную куртку и ушёл.

- Я понял, - сказал я, отворяя дверь в Колину квартиру, - я понял, я понял, понял, понял...
- Что ты понял? - тихо спросил Коля из кухни.
- Я понял, что ты такой же, как мой папа. Ты заклеил скотчем стрелки, чтобы остановить время, но время так не остановить; папа красил окна, и упал на асфальт, твёрдый камень пробил ему череп, и теперь он лежит мёртвый и одинокий, а окна закрашены, и проблемы не видно, но она всё равно есть... я понял, я всё понял, я...
- Не пори чушь. Иди лучше сюда.
Я повесил куртку на вешалку, а ботинки пихнул ногой под шкаф; пошевелил большим пальцем сквозь дырку в носке и, осторожно ступая, прошел на кухню. Здесь было тихо и темно, и причудливые тени все также бегали по стенам, а посреди пола сидел в позе лотоса Коля; рядом с ним стоял огарок в гранёном стакане, а рядом со свечой ползли друг на друга жуки. Вернее, я сначала даже не понял, что это жуки - так, колышущаяся, подвижная масса; тошнотворное, коричнево-бурое желе, не иначе.
- Что за...? - я вылупился на невиданное зрелище - жуки строили из своих тел статую.
- Помнишь, они тут бегали, искали что-то? - спросил Коля, не открывая глаз.
- Ну?
- Клей искали. Нашли. Я им тюбик открыл, а они измазали в нём краешки своих лап, ног, или что там у них - и теперь... сам видишь.
Я видел.
Это была рука, самая настоящая человеческая рука, сотворённая из движущихся, карабкающихся друг на друга жуков. Рука покачивалась над полом и всё время меняла форму; пальцы двигались, сгибались, а потом жуки сложили их вместе, и протянули Коле ладонь для рукопожатия.
- Здорово! - прошептал Коля, открыв один глаз, конъюнктивитный. - Знаешь, что я придумал? Мы с тобой, Саша, будем богами для этих жуков. Мы дадим им рай, а потом отберём.
- Чего?
Коля осторожно протянул руку и легонько пожал ладонь. Не отнимая руки, открыл второй глаз, нормальный, и сказал:
- У вас, жуков, логика хромает. Мы не сможем дать рай вам всем, потому что жратвы мало, а вас - много; вас должно быть только двое, чтобы спаслись все - мужчина и женщина. Адам и Ева.
И крепко, до мерзкого хруста, он сжал свою ладонь в кулак.






И ещё один небольшой рассказ того же автора на тему постапокалипсиса

Постъядерная зарисовка


© Copyright Данихнов Владимир Борисович (darkstrelok@mail.ru)
Миниатюра: Фантастика ПостАпокалипсис
Аннотация:
Молодые и сильные тараканы выживут.

Представьте, что началась ядерная война. Люди готовы к ней. Люди прячутся в бункерах и подвалах и слушают радио; дрожат, прижавшись друг к другу. Стараются избегать тёмных углов. В тёмных углах - очччень подозрительные звуки.
С потолка на длинном шнуре свисает грязная лампочка. Без лампочки никак. Без лампочки было бы страшнее бояться.
Люди дрожат. Они готовы.

Свистит падающая бомба.
Люди боятся всё сильнее. Отец семейства смело говорит:
- Я - христианин. И ты - христианка, мать. Мы были настоящими христианами, мы каждый день ходили в церковь и ставили свечки.
- Я прошлым летом отдалась пятерым, - шепчет, утирая слёзы и сопли, дочь. - Я подхватила триппер и сифилис.
- Мы - настоящие христиане, - продолжает отец. - К тому же - православные. В церкви мы останавливаемся у каждой иконы и стоим. Очень-очень долго стоим! Мы стоим даже дольше, чем старушки, которые стоят очень долго!
- Я прошлым летом с ребятами ловил котов, а потом мы ходили на кладбище и вешали их на крестах, - бормочет сын, пуская слюни. - Мы привязывали лапки кота к перекладине и били его. Мы били этих пушистых сволочей! От них всё зло в этом мире!
- Мы - глубоко верующие, - говорит отец. - Всем при встрече я говорю, что верую давно. Что даже в коммунистические времена я ходил в церковь. Я всем это говорю.
- На прошлой неделе я позвонила лучшей подруге, - плачет мать. - У меня было плохое настроение, и я сказала ей, что она - дрянь. Что я ненавижу ее. Что она, сволочная девка и шлюха. Вчера она повесилась. Она даже не дождалась войны!
- Мы - христиане, - говорит отец.

Бомба падает.
Бункер дрожит, лампочка с треском лопается. В полной темноте слышны шорохи. Отец говорит: "Берите винтовки. Выходим наружу".
- Зачем винтовки? С кем нам сражаться?
- Надо.
- Зачем надо?
- Да.
- Что "да"?
- Выходим.

Выжженная пустыня. Из песка торчит бетонная арматурина. По пустыне строем маршируют тараканы. Обгоревшие, в шрамах и синяках. В перевязках. Война закалила их. Тараканы знают, что они единственные выжили. И поэтому решили стать разумными. Потому что отсутствие разума, религий и войн на Земле - это нонсенс.
Тараканы ищут воду и еду.

Из бункера выбираются люди. Они чумазые и в крови; в руках сжимают винтовки.
Отец семейства говорит:
- Вот он, новый мир! Этому миру больше не нужна старая религия.
- Но мы же - истинные христиане, отец! - шепчет дочь.
- Мы же веруем! - кричит сын.
- У меня каблук сломался! - плачет мать.
- Нет, - говорит отец. - Мы - больше не христиане. Мы станем богами для этих тараканов, и они поклонятся нам, и мы построим для них Землю Обетованную из обломков бетона и шифера, а потом изгоним маленьких засранцев с земли этой, а сами сдохнем.
- П**дец, - говорит сын, - так и знал, что хэппи-энд не наступит.

Пустыня. Солнце заходит. На песке валяются мёртвые люди с винтовками. Винтовки им так и не пригодились. По людям ползают маленькие и вонючие, зато разумные тараканы.
Хэппи-энд для людей не наступил гораздо раньше, чем задумывалось.
Ответить

 фотография Кубилай 28 окт 2010

Кожанов Константин Александрович:

Последний закат


Аннотация:
Россия 2250 года... Солнце нещадно выжигает остатки живого. Горстка людей борется за выживание.
--------------------------------------------------------------------------------

Будильник противно пищал под ухом. Саша проснулся. На чёрном табло светились зелёные цифры 02:30. Встал, сонно, ничего не соображая, вдел ноги в тапочки и с полузакрытыми глазами пошёл в ванную. Из обоих кранов опять лилась горячая вода. Только горячая вода лилась из этих кранов уже лет сто. Нет ничего противнее, чем умываться кипятком. Отфыркиваясь, с влажной головой он пошёл на кухню. Зажёгся свет и кофеварка, предупредительно пискнув, начала делать чёрный, как смоль, и крепкий, как настоящие кубинские сигары кофе. Скоро на дежурство. Саша зашёл в прихожую, застегнул на все молнии и липучки термоскафандр, и, проверив систему кондиционирования, открыл массивную дверь и сделал шаг в ещё тёмную, но уже раскалённую до 50 градусов асфальтовую пустыню.
Конец света наступил неожиданно. В 2050 году солнце вдруг резко увеличило свою активность и общемировая температура стала неуклонно повышаться. К 2060 она уже составляла +40, и практически всё человечество переселилось за полярный круг. Часть в огромные, спешно построенные бункеры и под огромные купола с замкнутым циклом, а тропический пояс превратился в сплошную выжженную пустыню. Несмотря на массовое таяние ледников уровень мирового океана почему-то повысился лишь незначительно. Да и какое это теперь имело значение? Эти огромные массы воды в которых уже давно заживо сварилось всё живое, что было, и лишь только на огромных глубинах шевелились неизвестные твари. Человечество медленно агонизировало. И не надо было никаких зелёных человечков с Марса, огромных метеоритов и массовой атомной войны. Некоторым людям просто не хватало место на этой бренной планете и они уходили туда, откуда ещё никто и никогда не возвращался. Потом Солнце немного успокоилось и никто не мог сказать на сколько, когда оно вновь начнёт разогреваться и уничтожит Землю.
Всё было как всегда. Сменять напарника можно было только ночью - днем на выжженную сковородку именуемую раньше... да какая разница как именуемом? ступить было невозможно. Если только ехать в закрытых, как консервные банки, танках с работающими системами кондиционирования, да где их сейчас найти? Последний сломался лет пять назад, а до провинции никому дела не было, и запчастей никто слать сюда не собирался. Да и зачем танки в городке с населением в пару тысяч человек из которых чуть ли не семьдесят процентов составляли доживающие своё в подвалах и подземных домах старики и горстка среднего возраста людей, поддерживающих работоспособность и порядок в городе? Саша шел по чавкающему асфальту, а на прозрачном стекле шлема проецировались зеленые буквы: температура +60, влажность 15%, ВНИМАНИЕ! Содержание вредных примесей превышает норму, снятие шлема НЕ РЕКОМЕНДУЕТСЯ! Статус: on-line. Бесполезная винтовка стучала по плечу, хотелось её бросить, но таков порядок - Хранитель, заступающий на дежурство должен быть вооружен. Никаких монстров никто никогда тут не видел, но Правила следует соблюдать. Они, эти правила, единственное, что ещё сдерживает нас всех от сумасшествия. То, что дает ещё какой-то смысл и цель в этой жизни. Случайные блики отсвечивали в пустых стёклах домов. Под многими из них находились подвалы и в них теплилась жизнь. Изредка встречались одинокие фигуры тоже куда-то идущих людей - они встречали Сашу кивком головы - раскрас термоскафандра Хранителя внушал уважение. В эту глушь даже мародеры давно не наведывались.
А вот и одноэтажное призимистое здание с антеннами наверху. Пришёл. Саша встал рядом с массивной дверью, извлёк из скафандра коммуникационный шнур и воткнул его в разъём рядом с дверью. Перед глазами побежали строчки: "Запрос на идентификацию от чипа АЕ-42341... Личность - Саша Голубев... Статус - младший Хранитель... Уровень допуска - В... Идентификация успешна!" Через мгновенье дверь, тихо щёлкнув, с шуршанием ушла в стену. Саша зашёл в предбанник. Дверь закрылась за спиной, со всех сторон ударил газ, потом заработали мощные компрессоры, воздух вновь стал прозрачен и, наконец-то, открылась вторая дверь. Саша пошёл по лесенке вниз, на ходу снимая опостылевший шлем. Ещё одна дверь - и вот он в святая святых каждого города - Каморке Хранителя. Парень, сидевший за монитором крутанулся на стуле и встал.
- Наконец-то ёмоё! Здарова Сань! - Сказал, протягивая руку, невысокий крепыш.
- Да, Серёг, прошла твоя смена, иди пиво холодное домой пей - пожимая руку с улыбкой ответил Саня.
- Ну и шуточки у тебя, пива ни холодного ни горячего вот уже лет тридцать как не достанешь, я тока от бати о нём слышал! - весело хохотнув, Сергей пошёл переодеваться.
Саша огляделся. На ближайшие 24 часа эта кибитка будет его вторым домом - есть, спать и, извините, срать он будет здесь. И самое главное - следить за эфиром и показаниями датчиков и прогнозов погоды.
Нет глупее затеи: взять вчерашних выпускников физфака, провести ещё небольшой курс, обозвать хранителями и закинуть в разные дыры наблюдать за показаниями приборов, наделив чрезвычайными полномочиями. Можно подумать, если Солнце выкинет очередную шутку и температура опять начнёт повышаться он сможет что-то сделать. Хранитель... Курам на смех, да и только! Но от этих терзаний ровным счётом ничего не менялось и Александр это отлично понимал. Он вытянул ноги, достал из холодильника бытылку воды и закинув ноги на стол стал наблюдать за пляской графиков и диаграмм на экране. Шёл 2250 год. Кое-где велись фантастические проекты по созданию огромных звездолётов из астероидов, но ресурсов Объединённой Земли едва хватало на поддержание жизни поселений, что тут говорить о мифических звездолётах-планетах. Вдруг вспыхнул красным вторичный монитор. Чёрт, вторжение! Как некстати... Саша не так давно стал Хранителем и ещё ни разу за время своей работы не сталкивался со вторжением мутантов. Солнце разогрев Землю до состояния адской жаровни не уничтожило всё живое - кое-что, особенно вблизи заброшенных атомных станций и заводов по переработке ядерного топлива выживало, приспосабливаясь под новые условия. В том числе и люди. Эти чудища могли находиться под 150 градусной жарой и без термоскафандров и работать на поверхности. В самом начале своего становления мутанты прислали правительству Объединённой Земли своих парламентёров, но оно предпочло убить их и попытаться уничтожить очаги их проживания. Но не получилось - мутанты были истинными хозяевами поверхности, к тому же прибрали к рукам несколько заброшенных военных баз и стали давать отпор правительству. Большие города они не трогали - силёнок не хватало, но пощипать небольшие посёлки они любили. Саша повернул тревожный ключ и наклонился к микрофону.
-Центральная, ответьте Урюпинску!
-Урюпинск, Москва-1 слушает - практически незамедлительно отозвался динамик женским голосом. "Эх, давно я уже женщин не видел" - подумалось Саше, но сейчас было не до того - его жизнь висела на волоске, мутанты первым делом прорывались к Хранилищам, ведь именно там можно было поживиться горючим, батареями и боеприпасами.
-Москва-1, у нас нападение, повторяю, нападение! 3 группы до тридцати человек приближаются с севера, севера-севера-запада и востока!
-Понял вас, Урюпинск, удерживайте позиции, действуйте в соответствии с инструкциями, вам присвоен статус "жёлтый". Отбой.
Саша откинулся на спинку стула. Ледяной пот катился по лбу. Статус "жёлтый". Вот говнюки. Совсем что ль в своей Москве зажрались?! У нас тут 6 Хранителей, на нас движется практически сто нелюдей, а помощь придет не ранее чем через 6 часов. Он знал, что сейчас все находящиеся в городе Хранители спешно натягивают термоскафандры и бегут под восходящим солнцем к Хранилищу. До прибытия мутантов оставалось менее сорока минут...
Он оглядел всех. Мрачного Тёму, Антона, недовольного Сергея, Мишу и Диму. Пятеро хранителей и он сам - младший Хранитель первого класса. Старший группы. Неизвестно, кто из них сегодня дождётся подмоги. Парни и сами это понимали, поэтому мрачно чистили оружие и проверяли работу электронных систем.
-Сергей, Дима - идёте на второй опорный, Антон, Миша - на первый. Мы с Тёмой остаемся здесь.
Ребята, поднялись, бряцая оружием и направились к выходу. Он бы и сам бы с радостью пошёл бы на опорный, там будет наиболее жарко, но инструкции предписывали командиру группы оставаться в Хранилище. Дверь захлопнулась, Саша с Тёмой поднялись на надземный этаж. Тёма молча расчехлял пулемет. Саша уселся за систему управления миномётом. И ведь с трёх сторон идут гады - не накроешь. Скоро уже войдут в пригороды и их не засечёшь детекторами - не пробивают лучи железобетонные здания. Поэтому и были опорные пункты. На них был двухдневный запас пищи, пулемет и склад. Они были замаскированы на верхних этажах, единственной улицы идущей к Хранилищу, но много ли было с этого толка, если после первых же очередей мутанты их выпасут и начнут палить по зданиям. Оставалось только надеяться на то, что у них нет тяжёлых орудий. Саня на минуту отвлёкся от монитора и взглянул на широкую спину, прильнувшего в прицелу пулемета Тёмы - казалось от неё волнами исходило нервное ожидание боя. Бронестекло дота перед ним было пока опущено и он ещё не одел забрало скафандра. Тут ожила рация взволнованным голосом Димы.
-Командир, вижу "чудиков" на 4 часа, 300 метров!
Началось. Саша вздохнул и ввел в компьютер координаты. Миномет отстрелил 6 мин и они с противным свистом приземлились где-то за домами, вздымая кучу дыма.
-Кучнее твою мать, не всех накрыл, поправку на сто метров!
Саня ввел упреждение и миномет выхаркал ещё 6 воющих смертей.
-Хорошо! У нас теперь тихо...
Потянулись томительные минуты ожидания... Неужели мутанты решили отступить, потеряв лишь только десятую часть отряда.
-Перекличка! Блокпост один, ответь базе!
-База, у нас тихо. Отбой.
-Блокпост два! Ответь базе.
-База, у нас тут тихо, но что-то не нравиться мне эта тишина... - тут из динамиков раздался грохот - ААА чёёёрт! Сууукиии!!!
Послышались автоматные очереди, где-то вдали бабахнул взрыв.
-Чёрт, блокпост два, какого лешего у вас твориться? Немедленно отвечайте, что у вас?
Тишина. Ровный шум помех.
-Блокпост один вы визуально наблюдаете второй?
-Так точно командир! Минуту назад там была перестрелка, потом взрыв, из окна вылетело тело... Кажется Сереги...
Черт! Мать их так! Саша выругался сквозь зубы. Неужели они как-то умудрились размаскировать второй пост и пролезть через канализацию и ударить по окапавшимся Хранителям с тыла? Но как? Как? Саша ввел данные в компьютер, мины вырвались из чрева пушки и многоэтажный дом где только недавно был второй пост осел, как будто устав и величаво рухнул вниз, подымая кучи пыли...
-База мать вашу! Что вы творите, а вдруг там всё-таки кто-то был жив? Мать твою, ты нас тут всех похоронить решил, тебе совсем крышу там снесло, придурок хренов? - Рация взорвалась высоким голосом Антона.
-Успокойся мы на войне, тут жертвы и от этого никуда не деться! Никого там живых быть не может, мутанты пленных не берут, забыл что ли?! - проорал в ответ Саня. Он понимал, что Антон паникует, что надо вывести его из этого состояния - Они и вас повяжут если зевать будете и горло вам от уха до уха перережут, вы поняли?
-Да что ты такое несешь придурок?! Я тут сдыхать не собираюсь, пока ты в своём чертовом бункере сидишь, слышишь меня? Я сейчас Михана беру и мы к тебе идем, закроемся в подвале и будем сидеть до подмоги, понял меня?!
-Это ты свою пасть закрой, придурок! Подмога не через полчаса будет, мы не дотянем, они вход взорвут к чертовой матери и мы все тут точно тогда поляжем! Ты понял?! Не срами честь отца, охраняй пост, ты понял меня боец? Иначе ты первый пойдешь под трибунал! Ясно тебе?!
-Так точно командир - отчеканила рация - отбой.
Саша тупо смотрел в экран. Он сам удивлялся переменам в себе - он ещё не разу не был в реальном бою, а уже заочно похоронил двух парней и был готов к потере ещё одного поста. Лишь бы продержаться. Лишь бы дотянуть. Давайте милые, снаряжайте свои самолёты, летите к нам, голубчики, пожалуйста...
Но его мольбы не слышали. Генерал Седов всё ещё сидел и взвешивал в своём кабинете. Жёлтый статус. А если они сами отобьются и бесценное горючее для бомбардировщиков будет сожжено зря? Начальство явно не погладит по головке. А если их и вправду возьмут мутанты? Урюпинск не представлял особой стратегической ценности, и скоро был конец квартала, и приходилось отрывать материалы от богатой столицы и других больших городов для городков подобных этому. Две тысячи человек. Смешно! С какой стати двухсоттысячное население Петербурга должно страдать из-за таких вот посёлков? Вот такие сложные мысли тёрлись в голове Седова в дорогом кабинете, обитом кожей.
-База, первый блокпост, они крадутся мимо нас по направлению к вам! Численность около сорока боевиков! Нашего наблюдения они не замечают! - взорвалась рация взволнованным, искаженным помехами голосом Антона.
-Огонь не открывать, доложите когда пройдут вас, мы накроем их, а вы добьете в спины, как поняли? Приём.
-Понял вас хорошо, база. Отбой.
Вновь потянулись минуты ожидания. От крика из рации Саня вздрогнул.
-Они прошли командир, они прошли!!! Вдарь по ним, Алекс!!! - орали с вошедшего в азарт первого.
Саша ещё раз перепроверил координаты и нажал на ввод. Раздалась десятка взрывов и сразу следом автоматные очереди. Им вторил пулемет.
-Первый, как у вас? Ещё добавки?
-Всех почикали, человек пять в подъезды юркнуло! Стойте, слышу какой-то звук... Чёрт самоходка!
-Уходите оттуда, уходите, слышите, немедленно!
Саша лихорадочно вводил новые данные в компьютер. Если он не успеет, если... то самоходное орудие ударит по одиннадцатому этажу шестнадцатиэтажки и снесёт весь блокпост.
-Уходите... Хер вам, командир... Все равно на одиннадцать этажей вниз не спустимся - бормотал Миша, расчехляя одноразовый гранатомёт. Он подошёл в окну и увидел через прицел черное жерло пушки... Бабахнул взрыв. Мир взорвался ослепительно белым и всё погасло.
-Первая ответьте базе, первая, ответьте базе, где вы чёрт возьми?!
-Саш не мучайся... - повернул к нему уставшие от глядения в окуляр глаза Тёма - Нет их уже... Прямая наводка... Такое дело... Видел я такое в Призерске.
Саша выругался сквозь зубы. Вот дерьмо... Дерьмо... Теперь он не знает откуда пойдут мутанты и миномёт не может стрелять слишком близко. Значит когда они подойдут слишком близко надежда только на его автомат и Пулемет Тёмы. А если они подойдут слишком близко... Что ж всегда есть красная кнопка под легкоразбиваемым стеклом. Самоуничтожение. Со времени запроса поддержки прошло 3 часа.
-Вижу их! Вижу! - возбужденно закричал Тёма - 5 бойцов, 12 часов, 500 метров!
Последний бой... Либо они уничтожат противника, либо... О том, что может случиться Саша старался не думать. О жестокости мутантов ходили самые разнообразные байки - и то, что они вырезают и сьедают ещё теплую печень врагов, веря, что это придаст им силы, и то, что они носят на груди ожерелья из человеческих ушей... Саша усилием воли выкинул эти ненужные сейчас мысли из головы, выставил миномёт на минимальное расстояние и отстрелил последние мины. Прогрохотали взрывы. Саня схватил винтовку и упал рядом с Тёмой, направив дуло в узкую щель укрепления. Дым медленно рассеивался. В прицел отлично было видно черные от разрывов воронки и трупы, лежащие в неестественных позах. Из-за дыма медленно показалась длинная пушка 230 миллиметрового самоходного орудия. Неужели конец? Неужели?.. Рядом бухнуло, дымный шлейф полетел от хранилища и ударил прям в лоб самоходки. Через секунду раздался взрыв. Хорошо, что умная оптика винтовки затенила окуляры прицела, иначе Саша бы точно ослеп.
-Воткнули им в задницу шпильку, воткнули же командир?! - орал рядом Тёма, отбрасывая бесполезный теперь РПГ-40.
Саша молчал, только до боли всматривался в окуляр винтовки.
Из рассеивающегося дыма начали выбегать уродливые фигуры. Они жались к стенам и короткими перебежками стали приближаться к бункеру. Саша взял в перекрестие голову ближайшей и плавно, на выдохе, как учили, нажал на спусковой крючок. Рядом затарахтел пулемёт...
-Разрешите обратиться, товарищ командир! - выкрикнул боец в замызганном камуфляжном бронескафандре, вбежавший в кабинет.
-Слушаю - ответил тучный генерал сидящий в мягком кресле.
-Товарищ генерал, на время нашего прибытия вход в Урюпинское Хранилище был взорван, все запасы расхищены, живых Хранителей не обнаружено!
-Свободен. Генерал откинулся на спинку мягкого кресла. Они всё-таки погибли. Глава мутантов - Крю говорил, что Хранители бились с безумством обреченных, но Седов своё слово сдержал, помощь пришла только через 10 часов и мутанты смогли разграбить базу. Невидимые электронные деньги приятно грели кредитку. Над республикой Объединённой Земли Россией алел закат...
Ответить

 фотография Кубилай 29 окт 2010

Афанасьева Алевтина

Железные Волки

Серия "Молчание снега. Постядерное"


Спи, мальчонка, спи, сынок,
Дремлет волк у твоих ног.
Если будешь голосить,
Будет он тоскливо выть.
Закружится, закусает
И под елью закопает.

*колыбельная*

"...за морозными горами, в долине ветров лежит город, в котором
живут Железные Волки. Вид их ужасен, а рёв громогласен. Всяк,
кто слышит его - валится наземь и теряет разум от ужаса.
Бойся показаться Волкам, ибо это порушит всю твою жизнь..."

Легенда


- Думаешь, бабушка спутала? - от холода Олег едва выговаривал слова. Из-под шарфа, которым было укрыто почти пол лица, вырывались облачка тёплого воздуха. - Или специально сказала про другое место?
Сестра с укором посмотрела на него и промолчала. Олег тяжело вздохнул и, вынув из кармана небольшую капсулу, надломил и бросил в начавшее затухать пламя. Костер резко взметнулся вверх, опалив потолок. Девочка испуганно ойкнула, едва успев прикрыть лицо руками.
- Не могу привыкнуть, что эти шарики так действуют, - виновато произнесла она, и тут же торопливо исправилась, помня, что брат не любит "этих детских выражений", - что "флешеры" так действуют. Но, ты все же думаешь, в этот раз мы сможем найти дорогу?
- Нужно попробовать, - мальчик сосредоточенно о чем-то думал, глядя на сложные переплетения труб под потолком. Ржавые и местами покореженные, укутанные в слои стеклопластика, они обвивали все видимое пространство. Старая коммуникационная система была наполовину обрушена.
Дети давно знали об этом небольшом "тайном" убежище - коммуникационном тоннеле, наполовину обваленным после прошедших землетрясений. Потом, судя по разбросанным черепам и костям, здесь жило какое-то животное. На полу до сих пор остались еловые лапы с давно осыпавшейся хвоей.
- Зря Толику рассказали про это место, но если бы не он, то мы бы вообще не смогли выбраться из города... Да и "флешеры" бы не смогли достать... а что он говорил, откуда взял их в этот раз?
- Сказал, что у этого нового человека, у Пришлого.
Олег тяжело вздохнул:
- Ну вот... И что мы ему принесем взамен? Почему именно у него? Ведь Толька знает, что Пришлый просит редкие вещи в обмен на свои, а где мы ему достанем их? Да и вообще, чем можно удивить человека, который бывал всюду, даже за Плачущими Полями?!
- Может, он забудет? - со слабой надеждой спросила Катя.
- Хм, не знаю. Только если у него осталось в запасе много "флешеров"... Не знаю...

Снаружи было тихо, мирно поблескивал снег. От мороза у детей щипало щеки и слезились глаза - внешний мир словно пытался избавиться от незваных гостей. С непривычки Катя начала покашливать и Олегу пришлось бросить ещё одну капсулу, чтобы не дать сестре окончательно замерзнуть.
- А что же мы будем делать, если бабушка ошиблась?
- Ну... мне придется строить, так же как папа...
- Да, а мне наверное придется работать с маленькими детьми... Но вдруг все это есть и в самом деле?
- Тогда я выучу Общий язык, куплю собак у Хромого Сани и пойду в горы к искателям. Вот это будет жизнь! Представляешь?
- Да... Ты слышишь? - Катя напряженно замерла. - Кто-то идет!
Действительно, снаружи слышался хруст снега. На общем фоне безмолвия этот звук походил на треск молний. Олег торопливо вытащил из кармана небольшую рулетку и щелкнул кнопкой. Загоревшаяся синяя лампочка подсказала, что "кнут" приведен в боевую готовность. Таких вещиц во всем городе осталось несколько. Они сохранились со времен Войны Пяти Государств, после которых мир поглотила ядерная зима. Как работали эти устройства и для того ли они были созданы изначально, сейчас никто не знал, но то, что их можно было использовать для обороны - это было хорошо известно всем.
- Может быть это Толик? - жалобно спросила девочка, отодвигаясь подальше.

Когда в проеме мелькнула тень и послышалось клацанье, последняя надежда на это умерла. Олег замер, сжимая в руке жужжащую коробочку. У него уже не было сомнений в том, кто посетил их. Спустя пару минут старую шахту заполнил звук клацающих зубов. Катя испуганно начала отходить назад, ее била дрожь.
Когда из-за балки выглянула взлохмаченная морда с большими, чуть притупленными клыками и отливающими зеленым глазами, Олег без промедления шагнул навстречу. Он хорошо понимал, что у них с сестрой есть лишь одна возможность спастись. Для этого ему было нужно убить первого Бешеного - разведчика, посланного проверить, действительно ли здесь есть, кем поживиться. Его собратьям было все равно кем отобедать - они не гнушались ни падалью, ни погибшими собратьями и при возможности пробовали атаковать поселения людей.
Сейчас, увидев детей, Бешеный припал к земле, разевая безобразную пасть. Олег терпеливо ждал. Зверь, не моргая, ползком двинулся в его сторону. Осторожно ощупывая землю перед собой, он подходил все ближе и ближе. В глазах отражалось пламя костра.
Когда зверь начал медленно подбирать под себя лапы, готовясь к броску, Олег от напряжения замер, боясь пропустить момент, когда тот будет готов прыгнуть. В памяти всплыли рассказы взрослых об охоте на Бешеных, и о том, как те с легкостью могли переломить шею взрослому человеку.
Все произошло почти мгновенно. Зверь сорвался с места, бесшумно и коротко оттолкнувшись, а Олег от напряжения вскрикнув, выбросил руку вперед и, почти не целясь, нажал на кнопку. Воздух на долю секунды прорезал высокий ноющий звук, из коробочки вырвалась полоса желтого света, и в следующий момент запахло паленым. Туша Бешеного с пылающей шкурой рухнула на землю, в стороне от нее упала голова.
После нескольких минут затишья снова стало слышно клацанье клыков, и Олег отступил дальше. В шахту проскользнула ещё пара Бешеных. Обнюхав собрата, они торопливо ухватили его и начали вытаскивать наружу, огрызаясь друг на друга.

- Все? - шепотом спросила Катя.
- Кажется, - мальчик вздрогнул от звука ее голоса. Чуть помедлив, выключил "кнут" и медленно подошел к отрубленной голове Бешеного. Присев, что-то поднял. - Слушай, здесь что-то интересное...
Катя с опаской следила за перемещениями брата. Ей казалось, что тот слишком беспечно ведёт себя в такой ситуации. Её саму по-прежнему бросало в дрожь и чуть подташнивало от страха.
Олег вернулся к костру, держа в руках ошейник.
- Ты видела что-то подобное? - он протянул его сестре. На кожаном основании снаружи виднелись подобия лампочек, а на внутренней - укреплены шипы с застывшей кровью животного.
- Ух! Нет, - она повертела его в руках. - Откуда у него это?
- Не знаю... Помнишь, Пришлый как-то показывал ошейник? Он очень похож на этот... только у него он был надет на собаку... А может, этот Бешеный раньше был чьим-то? Может такое быть? Кать? Ты чего? - глаза сестры раскрылись от ужаса, она смотрела в сторону входа.
- Снова! Ты слышишь?! Снег скрипит!

Олег сунул руку в карман, выуживая "кнут". Мелькнула тень. Катя вжала голову в плечи, словно это могло бы ее спасти в случае опасности. Но когда к костру вышел человек, Олег непроизвольно с облегчением выдохнул. Сердце бешено колотилось от волнения - это был Пришлый.
Тот, без особых приглашений, переступил через голову мертвого зверя и присел рядом с огнем напротив Кати. Она смущенно опустила глаза, теряясь под его взглядом.
- Вы времени даром не теряете, - Пришлый окинул взглядом пещеру.
- Ну, я сделал, что мог...
- Возможно. Только ты плохо позаботился о своей сестре, она мерзнет.
- Знаю, - Олег виновато опустил голову. - Что я могу сделать? Вернуться в город до того, как все закончится... это слишком просто.
- Понимаю, - кивнул Пришлый и на мгновение задумался. - Будьте здесь, я скоро вернусь, - и, пресекая дальнейшие расспросы, покинул шахту.

Он возвратился действительно очень скоро, принеся охапку ельника. Дети, как один, шарахнулись в сторону. Пришлый изумленно остановился у входа:
- Что? - взгляды были выразительнее слов. - Это обычная ель. Дерево, лесное дерево.
- Нас учили, что их нельзя трогать. Только сухие ветки можно приносить в дом. Все остальное заражено. Если ты бросишь их в огонь, мы отравимся этим воздухом!
- О, смотрю, вам хорошо вбили это в голову, - мужчина рассмеялся и спокойно кинул ветви в костер. Потом, как ни в чем не бывало, присел рядом и вытащил из рюкзака пару банок консервов. Ловко орудуя ножом, словно всю жизнь только этим и занимался, открыл их и поставил ближе к огню. Спустя немного времени ароматный запах подогретого мяса наполнил шахту. Восхитительно вкусное содержимое консервов подогрелось и, смешавшись с запахом хвои, приятно дурманило голову, разжигая аппетит.

Пришлый выудил из рюкзака несколько ложек. Олег с интересом рассматривал этот довоенный раритет. Сделанная из настоящего алюминия, вместо привычного дерева, ложка была настоящей ценностью. На нее можно было выменять двух ездовых собак. Удивление Олега переросло в восторг, когда он понял, чем собирается угощать их Пришлый. Это было не что-то там синтетическое, а настоящее консервированное мясо! Редкость, о которой можно было лишь мечтать!

- Знаю, что вы ждете здесь. Сам когда-то точно также сбежал из дома, чтобы увидеть Железных Волков, - глядя, как дети орудуют ложками, с полуулыбкой сказал Пришлый.
- Ты видел?! Видел Волков?!
- Да, и не однажды. Я помогу вам, только придется набраться терпения, - он достал из одного из многочисленных карманов, какой-то прибор. - Когда стемнеет. Он появится, когда стемнеет.

Снаружи снова начинался снег. Дети, разомлевшие и довольные, расспрашивали Пришлого о местах, где тому довелось побывать. Пришлый говорил без особой охоты, а Олег внезапно понял, что все, что он сейчас рассказывает им, все эти истории и описания приборов, вызывающих у них восторг, самому Пришлому были давно знакомы. Настолько, что это становилось скучно. Это яркое осознание одновременно обрадовало и огорчило Олега. Но зато теперь он знал наверняка, что все то, о чем они мечтали, существует.

Вспомнив про свою странную находку, Олег решил показать ее:
- Вот, посмотри, это было на одном из Бешеных.
Пришлый не взял ошейник из протянутой руки, лишь скользнул взглядом и кивнул:
- Знаю, все Бешеные носят их.
- Все?!
- Да. За этим лесом есть горы, за ними - снова лес и река. Там живут люди, которые и делают эти ошейники. Они надевают их на этих хищных тварей и снова выпускают на свободу. После этого Бешеные начинают нападать на вольных охотников и таких беглецов как вы.
- Зачем?!
- Их вынуждают поступать так механизмы, укрытые в ошейниках.
- Почему те люди хотят убить нас? - ошеломленно спросила Катя.
- Так они оберегают свои земли. Их города выстроены рядом с термальными источниками. Поэтому внутри их Куполов тепло, нет морозов. Они контролируют население, следят, чтобы не появлялось лишних людей. Если бы вы смогли добраться туда, вы и весь ваш город, то что бы осталось им самим? Чем бы стали они питаться, ведь на всех этого не хватит, - в голосе Пришлого слышалась горькая усмешка.
- Но мы же тоже имеем право жить, как они...
- Тогда вам нужно сделать что-то для этого, а не сидеть и ждать просто так, боясь высунуть нос за купол города. Для них вы - кучка бездельников, понимаете?
Олег проглотил обиду и тихо спросил:
- А ты думаешь, что наши знают об этих городах?
- Да.
- Но почему же тогда они не хотят ничего изменить?!
- Да им не нужно ничего, живут тем, что есть. Сегодня город стоит - и хорошо. Завтра Купол рухнет - вот тогда и подумаем об этом. Понимаешь? Они считают, что всё решится само.
- А ты... ты как и они - ненавидишь всех нас?
- Нет. Почему ты так думаешь? Я не согласен с теми, кто управляет городом, вот это правда, - печально улыбнулся Пришлый, подпихивая в огонь ещё одну ветку. - Жаль, что главные люди вашего города не оставляют вам выбора. Они-то уже погубили свои жизни, им все равно, а вот вам...
И замолчал, качая головой. Дети переглянулись, чуть встревоженные.
- Давайте собираться, нам пора отправляться в путь.

Снаружи было привычно морозно. Из рваных облаков сыпались хлопья снега, а за горой затаилась луна, глядя, как по заснеженному полю движутся три фигуры. Пришлый уверенно шел впереди, руководствуясь лишь одному ему известными ориентирами. Олег видел, как он, иногда замедляя шаг, смотрел на небо. Становилось ясно, что Пришлый не был тем, кем его считали в поселении - свихнувшимся одиночкой. Сейчас он виделся Олегу человеком, повидавшим многое, имеющим массу опыта. Будь мороз менее сильным, он бы обязательно расспросил его ещё о чём-нибудь, но страх замерзнуть был сильнее. К тому же Олег хорошо помнил о главной цели их пути "Сперва мне нужно увидеть Железного Волка, а уж потом я обязательно поговорю с ним!"

Помогая друг другу, они взобрались на небольшую горку и, наконец, остановились. Пришлый указал вниз:
- Видите между теми зарослями холм? Во-оон там, - он нарисовал в воздухе линию, - Волк и появится. Осталось совсем немного, поторопитесь. Идем!
В этот момент земля под ногами затряслась, а с деревьев осыпались снежные шапки.
- Быстрее! За мной! Не успеем! - неожиданно хрипло крикнул Пришлый и заскользил с горы вниз. Остальные, не долго думая, последовали за ним.
Стараясь держать равновесие, чтобы не покатиться кубарем, Олег раскинул руки в сторону. В лицо бился снег, шарф перекосился и мешал видеть, а в ушах гремел громогласный вой, сотрясающий землю. Увиденное в следующие минуты превзошло все ожидания.

Возникший словно из-под земли свет, прорезал ночь, и Олег увидел несущегося почти на них Железного Волка. Опасный прищур сияющих глаз и новый, ещё более громкий рёв, окончательно потрясли его. Чувствуя, как внутри все заходится от восторга и необъяснимого ужаса, Олег невольно закричал. Рядом вопила Катя, прыгая и непрестанно дергая его за рукав.

Пришлый не радовался вместе с ними. Он, торопясь бежал наперерез Волку, доставая что-то из кармана. Олегу на мгновение показалось, что он хочет оказаться на пути этого чудовища, чтобы быть растерзанным им. Но Пришлый думал об ином.
Выбросив вверх руку, он помахал Волку, и в следующий миг из его кулака вырвалось оранжевое пламя. Остановившись, он махал вверх - вниз, и произошло чудо. Железный Волк моргнул, свет его глаза померк, и воздух наполнил жуткий скрежет, от которого у Олега перехватило дыхание. Длинное тело чуть блестело при свете луны, из-под него сыпались искры и валил пар. Наконец, рев затих и Волк, устало фыркнув, замер.

Катя в изумлении села в снег, мотая головой и не понимая, что происходит. Олег с восторгом смотрел на закованное в броню тело, замечая не понятные ему полосы и борозды, отмечая вспыхивающий внутри свет. Переставая верить своим глазам, он смотрел, как Пришлый добрался до Волка, тот недовольно вздохнул в ответ, что-то скрипнуло и у него в боку появилось окошко. Появившийся человек присел на корточки, как ни в чем не бывало разговаривая с Пришлым. После оба на время исчезли внутри. Обратно Пришлый вышел один с объемным коробом в руках.

Поставив его в снег перед Олегом, Пришлый выдохнул:
- Вам нужно отнести это в город. Они должны понять, что с этим делать.
- А если не поймут?
- Тогда все не имеет смысла, - просто пожал плечами Пришлый и, запустив руку за пазуху, вытащил небольшую округлую палочку, размером чуть больше карандаша, обернутую в красную бумагу. - Когда у вас в городе что-то изменится, приходите сюда. Это поможет тебе остановить Волка, так же, как сделал сейчас я. Только не забудь, что хранить ее нужно подальше от воды или огня, иначе ничего не выйдет.
- Хорошо, но куда собираешься ты?
- Мне нужно в свой город, меня там ждут. Не забудь, о чем мы говорили сегодня. Думаю, мы увидимся, - и, не прощаясь, он побежал обратно к Волку. Тот мигнул, зарычал и, когда Пришлый скрылся в его теле. Потом заискрился и тронулся с места, набирая скорость. Луч, прорывал темень, оживляя лес, делил реальность пополам.

Глядя, как взметнулась вверх снежная пелена за исчезающим Железным Волком, Олег понял, что с этого момента всё изменится. Будущее было в его руках. В виде простой огненной палочки, способной укротить Железного Волка. И, похоже, он знал, каким оно будет.

"Кому явится этот зверь, тот будет отмечен печатью озарения.
Вся жизнь перевернётся, а в сердце поселится тоска гнетущая"

Легенда о Железном Волке
Ответить

 фотография Кубилай 29 окт 2010

Автор неизвестен. Текст полностью взят с Вофки.ком. У него копирайта не было.
Ссылка тут voffka.com/archives/2006/03/22/025760.html

Не суйся!

Если Бог есть, он виноват сам.
У.Эко

Я отщёлкнул пустой рожок и, не глядя, протянул руку за новым. Русский дал два. Правильный русский, знает - патронов много не бывает. Особенно теперь. Я зарядил автомат, сунул запасную обойму в карман и прислушался. В туннеле поутихло, твари взяли тайм-аут. Русский осторожно толкнул дулом автомата дверь, на секунду выглянул и сразу отпрянул.

- Отползли, сволочи, - удовлетворённо пробормотал он, снимая противогаз. - Perekur!

Последнее было сказано по-русски, и я не сразу понял, что он имеет в виду. Появившаяся на свет мятая пачка "Кэмела" объяснила все лучше слов. Парни с облегчением стаскивали маски-респираторы и тянулись за сигаретами. Пачку размели в миг, брали по две и прятали одну за ухо. Zanachka - так это называл русский. Удивительно быстро въедаются в нас чужие привычки. Даже Патер угостился и сейчас дрожащими руками прикуривал.

Короткий отдых, последняя, быть может, передышка.

Место у нас хорошее. С точки зрения обороны, просто таки идеальное: длинный, пустой туннель с бронированной дверью в конце. За дверью мы, а в туннеле твари. Вот и вся диспозиция.

Ритмичный стук из-за двери заставил всех замереть. Началось? Я осторожно выглянул за порог. Зловещая бетонная кишка, до поворота метров пятьдесят, пятьдесят гребаных метров, заваленных мертвыми тварями. Неподалеку, в луже черной крови подыхает козлорогий. Голова его медленно поворачивается из стороны в сторону, сухо ударяясь закрученными рогами в бетонный пол: тук - поворот, тук - поворот, тук... Как метроном. Ноги и вся нижняя часть туловища покоятся в двух шагах от твари. С верхней половиной их соединяет тонкая перемычка тёмно-зелёных потрохов. Агония.

Кивком успокоив ребят, я присел у стены и закрыл глаза...

***

Что любопытно, сначала даже внимания не обратили. Да и чему тут удивляться, разве кто-то саранчи не видел? А что много ее, и не сезон - так всякое бывает. Разобрались с саранчой быстро, и то, что полезла она сразу по всему миру, списали на причуды изнасилованной экологии. Дальше пошли жабы и мухи. С ними проблем было больше, но тоже справились.

В это время зашевелилась церковь, смекнули епископы, что дело неладно, разглядели в напастях знакомый почерк. Взвыли о Страшном Суде. Служения, молебны затеяли, круглосуточные проповеди по ТВ... Панику сеять принялись. Представляю, что творилось в мире.

Мое подразделение на начало представления не попало, хотя уж нам-то сам бог велел. Все это время мы как оглашенные скакали по джунглям Бирмы, гоняясь за остатками экипажа НЛО, сбитого японскими истребителями. Инопланетяне оказались прыткими и заставили побегать. Приказано было взять живым хоть одного: тарелка оказалась неизвестной системы, и яйцеголовым не терпелось побеседовать с новыми братьями по разуму. Японцам не терпелось тоже, поэтому они постоянно сновали где-то рядом. Не подфартило узкоглазым, гостей "встретили" мы. А уже когда саркофаги со свежепоймаными гуманоидами грузили в вертолет, к лагерю вышел русский. В зеленом камуфляже, с портативной рацией и автоматом системы "Kalash". Попросил podbrosit до города. Ученым-этнографом представился. Заблудился, дескать. Во время беседы косился на саркофаги и непрерывно щелкал вмонтированной в пуговицу фотокамерой. Парни ржали, как лошади, а какой-то остряк заявил, что мы и сами геологи. Для убедительности русскому продемонстрировали точно такую, как у него, военную рацию. Подбросить "этнографа" геологи согласились и быстро попрыгали в вертолет, пока на огонек не явились японские геодезисты.

Удивительно много ученых собралось в Бирме за последние дни, хоть конгресс устраивай. В каком-то смысле, мы действительно ученые. Скажем, ученые-практики. Носимся по всему свету в поисках инопланетян, призраков, снежных людей, нежити и прочей аномальщины. Поймаем и изучаем, изучаем, изучаем... Потом уничтожаем. Так спокойнее. Насколько я знаю, и японские, и русские "аномалы" поступают точно так же.

Вертолет доставил нас в Индию, где мы столкнулись с первыми признаками катастрофы. Средства массовой информации хором верещали о Конце Света. Мир захлестнула волна невиданных эпидемий. Пришлось неделю просидеть в карантине на аэродроме в ожидании спецрейса. За это время медики взяли под контроль ситуацию и вовсю вакцинировали население планеты. У нас, между тем, тихо умерли отловленные гуманоиды, и парни с руганью законсервировали останки. Русский этнограф бескорыстно помогал дельными советами по бальзамированию, не переставая щелкать камерой.

Когда, наконец, вернулись в Штаты, по миру уже текли кровавые реки. В буквальном смысле: вода в реках превратилась в кровь! К этому моменту только грудные дети не знали, что Господь выступает на бис с "египетским вариантом" в масштабах всей планеты. Церковники охрипли от призывов и внезапно раскололись на две враждующие фракции: часть призывала к всеобщему покаянию, но большинство сорвали с себя рясы и, потрясая кулаками, ударились в богоборческую ересь. В связи с резким нарушением водоснабжения начались массовые беспорядки, но армия с ситуацией справилась: был введен нормированный водный паек, а ученые доказали, что выделенная из "кровавой воды" жидкая фракция вполне пригодна для питья.

Наверное, именно тогда Судья разозлился по-настоящему. В дело было пущено все: громы и молнии, ураганы и тайфуны, град размером с яйцо и ядовитые кислотные ливни. В разных концах Земли рванули три атомных электростанции, загорелось подземное нефтяное море в Аравии, вулканы превратили Полинезию в пепел. В одну ночь ушло под воду Соединенное Королевство, а в России полыхнула тайга. Треть населения Земли погибла в течение двух страшных недель, но человечество держалось.

Нас, сразу по приезде, забыв в суматохе про русского, откомандировали на охрану сверхсекретного полигона. Вот тут-то и началось самое интересное. На закрытом инструктаже, где из всего подразделения присутствовали только я, как командир, и русский (как он туда проник я так и не понял), было объявлено, что на полигоне ведутся работы по созданию Оружия Возмездия. Говоря о возмездии, толстый генерал гневно двигал бровями и посматривал вверх, из чего мы сделали вывод, что мстить он собирается ни кому иному, как Господу нашему, Богу!

Вскоре все выяснилось окончательно. Оказывается, не так давно ученые обнаружили в космосе недалеко от Земли некую Сущность. Исследовав и изучив ее насколько возможно, сопоставив тысячи самых различных факторов, проанализировав всевозможные проявления ее деятельности, яйцеголовые вынесли вердикт: означенная Сущность и есть наш Создатель. Новое знание так шокировало всех причастных людей, что они первое время и не знали, что с ним делать.

Его Всемогущество не оставил выбора.

Когда катастрофа приобрела глобальный масштаб и неотвратимость гибели рода людского стала очевидна, люди решили драться. Смешно? А что оставалось? Пока человечество выло от боли и захлебывалось в крови, пока ученые с военными решали, что и как делать мы, "аномалы", несли непривычную и нудную охранную службу.

Не скучал один русский: исправно отстаивая свои вахты, он исчезал в недрах базы и выныривал порой в обнимку с такими людьми, к каким и подойти страшно. Важные военные чины, высоколобые ученые шишки и рядовые техники равно уважительно относились к добродушному и умеренно любопытному русскому. Дошло до того, что однажды очкастый лаборант передал через меня микрочип для его фотокамеры. Каково?!

Самое страшное началось вчера. Господь ввел в игру свои ударные силы. Сначала наступила тьма, солнце просто не взошло утром. Уставшие от отчаяния люди не успели даже по-настоящему испугаться. Ужас пришел чуть позже, когда из-под земли полезли твари. Козлорогие.

Их брали обычные пули, но чтобы убить козлорогого, требовалось всадить в него полрожка. Гораздо лучше, как выяснилось, действовало серебро. Серебряными пулями нас снаряжают года с восемьдесят девятого, с тех пор, как в Бухаресте, в бою с валашскими стригоями, полег целый отряд. Гранаты годятся тоже. Но гранат осталось совсем мало.

И мало осталось нас. Сержант Джипс, ветеран, серьезный неразговорчивый боец, девять лет прослуживший со мной в отряде. Патер, наш капеллан и экзорцист в одном лице; как его звать, парни не помнят, давно называют просто Патером. Китри, или Железная Китри, единственная женщина в подразделении, крупнейший специалист по нежити, снайпер, врач-вампиролог. Уганда, родом действительно из Уганды, где родился сыном шамана; рано обнаружил эфирные способности и был продан в спецотряд отцом за сто пятнадцать долларов пять лет назад, чуть не ребенком. Януш и Френсис, польско-французский дуэт, перевелись к нам совсем недавно из "голубых касок", крепкие боевые ребята, абсолютно без каких-либо необычных способностей, но невероятно живучие. И, конечно, русский этнограф Базиль, по морщинкам у глаз и манерам, в чине не ниже майора. Итого семеро, со мной - восемь. Джипс ранен в ногу, два часа назад козлорогий вонзил в нее клыки, нога онемела, и дальше идти Джипс не сможет. Патер слегка потерял Веру, Уганда - фамильные четки из мелких запястных костей. Такая вот команда.


***

- Джипс, спроси, скоро они там?

Устройство связи в моем шлеме вышло из строя, и я постоянно дергал сержанта. Джипс забормотал под нос, вскоре откликнулся:

- Заканчивают. Просили продержаться пару часов.

- Хана, значит, - резюмировал Уганда.

Что верно - то верно, два часа нам не продержаться, будь нас даже втрое больше, и имей мы гору оружия. Я посмотрел на русского.

- Что скажешь, Базиль?

- Василий, - механически поправил русский. - Отходить надо, капитан. Заклинивать дверь и отходить. Но кого-то оставить для прикрытия.

Джипс прикурил припасенную сигарету от собственного окурка, пощупал раненую ногу. Кивнул.

- Патронов оставьте.

Я снял с пояса одну из трех оставшихся гранат, кинул сержанту. Джипс покрутил гранату в руках, протянул Патеру. Священник перекрестил ее, капнул из пузырька святой воды. Он уже не верил, что это помогает, и выполнял свои функции механически. "Заряженная" граната перекочевала к Уганде, тот пробормотал над ней коротенький наговор и, наконец, отдал Джипсу. Патронов у Джипса оставалось почти два рожка. Больше не дали.

Из-за двери донеслись новые звуки - что-то негромко чавкало и цокало. Я выглянул. Козлорогие крались по "кишке", стараясь держаться стен, как будто стены моги защитить в этом узком пространстве. Когда копыта попадали в потроха их погибших предшественников и раздавался этот омерзительный чавкающий звук. Я плотно закрыл дверь.

- Пора.

Сержант снял шлем, задумался на секунду, в своей обычной обстоятельной манере, достал из-под рубашки жетон, протянул добро мне. Потом отвернулся и, не говоря ни слова, принялся закручивать колесо замка на двери.

Мы отступили. Только Патер ненадолго задержался.

Туннель шел немного под уклон и каждые двадцать метров поворачивал градусов на сорок пять. По большой спирали мы спускались все дальше под землю.

- Говорят, Папа застрелился, - нарушил молчание Патер после четвертого поворота.

Базиль хмыкнул.

- Наш Патриарх тоже свихнулся. В буддизм обратился.

Китри нахмурилась. Ей тяжелее всех, она до сих пор не верит, что тот, кто все затеял, затеял это всерьез. Считает все происходящее испытанием. Как с Иовом. Умом понимает, что это не так, а душой не приемлет. Китри верит в Бога до сих пор, верит в его прощение и доброту. Как ей не верить, если еще девчонкой она едва не была сожрана стаей слетевших с нареза упырей. Дом Китри стоял на отшибе маленького городка в Мэне. Когда пришли вурдалаки, против них были только папин дробовик, мамин кухонный топорик и вера Китри. Родители и сестры были растерзаны на глазах у Китри, а саму ее спасло распятие. Шестилетняя девочка зажала крестик в кулаке и просидела в духовке кухонной печи без еды и воды три дня. Днем упыри заклинивали крышку духовки и уходили спать в подвал, а по ночам водили страшные хороводы вокруг убежища. На четвертое утро команда Вудса истребила стаю и спасла девочку. Конечно, Китри верит в Бога... верит Богу. И теперь ей нелегко.

Кому все равно - так это нашим "голубым каскам". Трусят в ногу. У Януша за спиной гранатомет с одним зарядом, у Френсиса в рюкзачке добытая русским "С4", килограммов двенадцать. Невозмутимые и рациональные, как машины. В наше подразделение их отобрали именно за эти качества. Таких не напугаешь никакой нечистью. Парни служили в миротворческой миссии ОНН в Йемене. Однажды во время ночного патрулирования они наткнулись на дэва. Демон против миротворцев ничего не смог. В себя он пришел только на допросе. После этого знающие люди рекомендовали прытких миротворцев в спецподразделение "Аномал".

За очередным поворотом обнаружилась новая дверь. Тварей пока не было слышно, но никто не сомневался - долго ждать их не придется.

- Оставим немного "пластика", капитан? - предложил Френсис. - У меня детонаторы с датчиками движения остались. Все равно назад нам не идти.

Он сказал это спокойно и деловито, будто говорил о предстоящем ужине а не о скорой и неизбежной смерти.

- Валяй.

Сам я попытался связаться с генералом через шлем Джипса. Рация работала, но генерал не отвечал. Плохо.

Уганда закрыл дверь, повесил на колесо амулетик из перьев. Я помню, первое время его амулетики вызывали в отряде смех. Смеялись, пока однажды, на глазах у всех, свежий и очень проворный зомби не рассыпался в прах, едва прикоснувшись к нему. Все неживое при контакте с амулетиком становилось окончательно мертвым.

- Готово, - Януш сложил остатки взрывчатки в рюкзак, прищурился, что-то прикидывая, - когда рванёт, тут завал метров на тридцать будет. Надёжнее не придумаешь.

Мы отошли за поворот, и он нажал кнопку на радиопульте, включая детонаторы. Поворот. Поворот. Еще поворот и очередная дверь. Тут тоже оставили немного взрывчатки и амулетик.

Дальше шли без остановки еще минут десять. Я удивлялся про себя: зачем построена эта бесконечная спиральная кишка? Наверное, строители лет пятьдесят назад думали, что здесь наши храбрые парни будут отстреливаться до последнего патрона от коммунистических русских. И что? Вот он, русский, пыхтит бок о бок со мной, тащит свой давно бесполезный "Kalash", почти несет окончательно павшую духом Китри и ухитряется при этом материться на великолепном албанском. И атакуют нас вовсе не коммунистические орды, а Божественные полчища Адских Тварей...

Рефлексы - невероятно полезная штука. Я успел уйти вбок от метнувшегося из-за поворота козлорогого, краем глаза замечая, что приклад русского автомата уже летит в оскаленную пасть. Базиль разберется, можно не сомневаться. Главное - впереди! Откуда там козлорогие?

Януш бросил сразу две гранаты, они отскочили от стены и укатились за поворот. Спаренный взрыв на несколько мгновений заглушил глухие удары за спиной. Оставив тварь заботам русского, мы бросились вперед. Здоровенная дыра зияла прямо в стене туннеля. Из дыры перли козлорогие.

- Назад! - крикнул я, понимая, что назад нельзя, что сзади тоже твари и наша же собственная взрывчатка.

- Вперёд! - заревел русский, появляясь у меня из-за спины и размахивая размочаленным автоматом.

Френсис и Януш синхронно упали на одно колено и принялись палить в дыру, не жалея патронов. В это время сзади тихо, но тяжело ухнуло. Пол дрогнул так, что Патер не удержался на ногах.

- Вперёд! Вперёд! - орал русский, бросив, наконец, своё оружие и подхватив Китри и Патера.

Пространство впереди расчистилось на доли секунды, и мы успели проскочить. "Голубые каски" были последними, они пятились, продолжая палить по лезущим из дыры тварям. Мы отходили все быстрее, а Френсис с Янушем отставали. Очередной поворот, и, оглянувшись, я не увидел их сзади, хотя продолжал слышать выстрелы. Еще через минуту бахнул гранатомет, и выстрелы прекратились. Впереди показалась очередная дверь.


***

Патер совсем расклеился. Он плакал и молил о прощении, но не думаю, что его молитвы были услышаны, лавочка закрылась. Китри жалась к русскому и была немногим лучше. В глазах ее за напускным безразличием пряталась сумасшедшинка. Эх, Железная Китри... Русский был возбужден и пьян от боя, временами он скалился и порыкивал. Я был рад, что русский за нас. Зато Уганда держался на удивление спокойно для девятнадцатилетнего мальчишки из джунглей. Он шагал впереди твердо и уверенно, как на плацу, ритмично позвякивая металлическими деталями снаряжения.

- А-А-А-А-А-А! Помогите! Прости, Боже! - Голос в моей голове раздался так неожиданно, что я едва не подпрыгнул. Кричал генерал. Твари проникли на базу.

- Вперёд, бегом! - скомандовал я своим. - Генерал, доложите обстановку! Что там?

Но генерал не слышал меня, он жутко вопил и просил пощады.

- Мы близко, - крикнул на ходу Базиль. - Через две двери операционный зал.

Он кажется не заметил, что оружия у него больше нет. Никакого. Я хотел сказать ему об этом, но промолчал. Какой смысл? Жить нам оставалось несколько минут от силы, и расстраивать перед смертью хорошего человека показалось мне гнусным. Да и чем я мог помочь. Пустой на треть обоймой? Ведь у него не было даже автомата.

Но я недооценил русского. Пробегая мимо пожарного щита, он сорвал на ходу огромный красный топор. Улыбка его стала совсем безумной. С топором Базиль выглядел еще уверенней и надежней, чем с родным автоматом.

Голос генерала оборвался. За спиной нарастал топот козлорогих. У предпоследней двери Патер остановился. Я почувствовал это спиной и оглянулся на бегу, а затем вовсе притормозил. Священник положил пистолет на пол и достал из-за пазухи крупный деревянный крест, которым изгнал не одного демона. Вот и все. Я был уверен, что теперь эта деревяшка стала такой же бесполезной, как и молитва. Но Патер выставил крест перед собой и начал: "Отче наш...". Из-за угла вылетела свора тварей.

Я заблокировал дверь и быстро догнал остальных.


***

Китри пропала без единого звука. Только что я слышал её дыхание за спиной - и вот уже там никого нет. Отстала? Оступилась? Погибла? Возвращаться было смешно.

На двери в операционный зал русский набрал секретный код. Изнутри открывать, по всей видимости, было некому. Шлем, наследство Джипса, молчал. Дверь отъехала в стену, и мы ворвались внутрь. Операционный зал представлял собой огромное помещение в форме кольца, заставленное компьютерами и прозрачными тактическими панелями. В центре, за бронированным стеклом, я увидел Ракету.

Трупы высших военных валялись на полу вперемешку с тварями. Генералы хорошо поторговались со смертью. Несколько козлорогих рвали кого-то справа от нас. Уганда, не теряя темпа, бросился прямо на них. Очередь серебра свалила двоих, а третий, гигантским скачком преодолев десяток метров, оказался прямо перед бойцом. Уганда успел выстрелить твари в морду, но в тоже мгновение когтистая лапа полоснула его по горлу.

Больше тварей в зале не было. Базиль достал из кармана клочок бумаги с длинным рядом цифр и протянул мне.

- Это код доступа, - он кивнул на Ракету. - Всё очень просто.

Затем в последний раз окинул взглядом помещение, оглянулся на дверь и спокойно сказал:

- Ну, ты разбирайся, а я там пригляжу... Закрой за мной. И заблокируй на всякий случай.

И ушёл назад с пожарным топором в руках.

Я приблизился к стеклу.

Чем начинили Ракету яйцеголовые и какие координаты задали военные - я не знал. Но зато я знал другое: они верили в то, что делают. На сохранившихся мониторах мигала одинаковая надпись: "Шахта открыта. Цель задана. Подтвердите запуск". За дверью послышался яростный вой, но кто его издавал - тварь или русский - было не ясно. Я чувствовал, что время еще есть, в такие секунды очень ясно ощущаешь окружающий мир, и можно даже заглянуть на миг в будущее. Я знал, что русский продержится, сколько надо, продержится с топором в руках и даже без топора, с одними кулаками. С такими кулаками он будет стоять против всего Ада и всего Неба. И выстоит. Так что у меня было время...

Оружие Возмездия смотрело в небо, где прятался наш недобрый бог. На боку Ракеты красной краской по-русски метровыми буквами было написано: "Ne suysia!" Жалко, что мне никогда не узнать значение этого ругательства.

На ближайшем компьютере я подтвердил запуск, введя цифры с бумажки русского.

Низкий гул заполнил помещение, шахту заволокло дымом, в котором мигали красные сполохи. Оружие Возмездие отправилось к цели.

Я стоял в разгромленном зале, среди трупов людей и демонов, и думал о Боге, с которым мы не ужились. Мне не было жалко его, я жалел людей, погибших в этой войне. Своих друзей и миллионы, миллиарды других. Казалось, что я, убийца бога, остался один на всей Земле. От огромного, кричащего одиночества захотелось плакать.

И тогда могучий удар сотряс дверь. Все было правильно: русский продержался ровно столько, сколько было нужно. Теперь пришел мой черед. Я не стал ждать пока твари вынесут дверь, достал пистолет, проверил обойму и нажал кнопку на панели.

Огромного, буро-зелёного, я в первый момент принял его за тварь. С ног до головы заляпанный кровью козлорогих, с оскаленным кровавым ртом, в котором не осталось ни одного зуба, с разодранной щекой и в порванной в клочья одежде, с прежним веселым безумием в глазах и с красным пожарным топором в руке, передо мной стоял русский. На плече он держал согнутую пополам, полумёртвую, но всё же живую, Китри.

- А вот и мы, - сказал русский шепеляво. - Ну как, стрельнул?
Ответить

 фотография Кубилай 30 окт 2010

Автор неизвестен.

Четырнадцать минут.


Их хватит на многое, если, конечно, не жадничать. Тратить по минуте. Закрыв глаза, я сидел и слушал, как мир вокруг меня стремительно сжимается. Он был уже мёртв, но ещё не понимал этого. И только отдельными искрами в нём, как в остывшем костре, светились те, кто никуда не торопился.

14 минут

- Атомная тревога! – заревели вечно молчащие динамики с фонарных столбов. – Атомная тревога! Это не учения! Внимание! Немедленно укройтесь в ближайших убежищах!
Он вздрогнул, потому что как раз стоял под рупором. Растерянно огляделся, ненужным уже движением прикрывая букет от ветра. И тут же увидел её – она бежала от автобусной остановки, спотыкаясь, взмахивая сумочкой. Не отрывая глаз от его лица. Он следил за ней, и все другие прохожие казались угловатыми картонными силуэтами, покрытыми пеплом.
- Господи… Как теперь-то? – сказала она, схватив его за руку.
- Возьми цветы, - сказал он.
- С ума сошёл? Какие цветы? – крикнула она.
- Возьми, - сказал он, - и отойдём, а то затопчут. Пойдём лучше в переулок, погуляем. Как раз успеем дойти до нашего любимого дерева.
Она вдруг успокоилась.
- Обещаешь?
- Конечно, - он улыбнулся, чувствуя, как всё внутри леденеет от страха.

13 минут

Он выстрелил три раза и увидел, как директор оседает в кресле, дергаясь сломанной куклой и брызгая кровью - с шипением, как сифон.
- Nothing personal, - буркнул под нос, - just business…
Прицелился в секретаршу, которая стояла у двери кабинета на подгибающихся ногах, но передумал. Подойдя ближе, киллер аккуратно выдернул у неё из-под мышки кожаную папку.
- Бегите, - посоветовал мягко. Тут же заметил, что случайно испачкал штанину чёрных джинсов пылью, похлопал по ней ладонью.
- Бегите, правда. Может, успеете, - посоветовал ещё раз и вышел.

12 минут

Старик сидел неподвижно и глядел на шахматную доску, где его черный король жался в угол, под защиту последних фигур. Его противник, если так можно было назвать старинного партнера по шахматам, только что откинулся назад, захрипел и упал со складной табуретки, царапая руками пиджак напротив сердца. Они встречались здесь, на Страстном бульваре, каждую пятницу – вот уже тридцать лет. Хороший срок.
Старик посмотрел вокруг. Где-то слышались гудки, звон стекол и скрежет бьющихся машин. Он проводил глазами странную пару – мужчину с острым худым лицом и его спутницу, прижимавшую к себе букет цветов. Мужчина обнимал девушку за плечи. Их взгляды скользнули по старику, не замечая.
Он поглядел на доску, потом, покашляв, вытянул худую руку и холодными пальцами аккуратно уложил короля на черную клетку.

11 минут

- Интересно, а если я сейчас уйду, не заплатив – вы меня арестуете? – Сергей повертел в пальцах золотую печатку, потом поглядел на продавщицу за витриной ювелирного салона. Она его не услышала – стояла с белым лицом, и трясущимися руками бесконечно поправляла и поправляла кулон на шее. «Мама, ма-а-а-ма, хватит, ну хватит!», - вторая девушка визжала в углу, но сирены заглушали её голос. Охранник тупо поглядел на Сергея, потом вдруг сорвался с места, подбежал к визжащей продавщице и два раза сильно ударил ее по лицу.
- Заглохни, сука!
- Нехорошо, земляк, - улыбаясь, громко сказал ему Сергей. Он надел печатку на палец и сунул руку в карман дорогого пальто.
- Че? – заорал охранник, двигаясь на него. Сергей увидел капли пота на лбу, и секунду разглядывал их, думая о том, что печатка сидит на пальце как надо – не жмет и не болтается. Потом достал из кармана пистолет и выстрелил охраннику в лицо.

10 минут

Они сидели в остановившемся трамвае и передавали друг другу бутылку коньяка.
- Плохо получилось, - сказал Андрей. Он попытался улыбнуться, но нижняя челюсть прыгала, и лицо белело с каждым глотком, - неохота так умирать.
- Может все-таки учения?.. – возразил Димка, но тут же осёкся.
- Жаль, что не доехали до Пашки. У него сейчас как раз все собрались. День рождения, дым столбом наверно…
- Думаешь, легче было бы?
Андрей подумал.
- Нет, - сказал он. – Не легче. Ладно, давай ещё по глотку. Закусывай, торт всё равно не довезём.
Он посмотрел в окно.
- Гляди, живут же люди.
На перекрёстке высокий человек в пальто расстреливал чёрный джип. Каждый раз он тщательно и долго целился - похоже, очень хотел сшибить выстрелом антенну, но у него никак не получалось. Расстреляв патроны, он махнул рукой и облокотился на капот.
- Приехали, - усмехнулся Димка. Он сделал глоток коньяка и поморщился.

9 минут

- Давно хотел тебе сказать… - он закончил щёлкать пультом, с одного шипящего пустым экраном канала на другой, и оставил телевизор в покое.
- Что? – вяло отозвалась она.
- Никогда тебя не любил. Надо было тебя ещё тогда, в Крыму утопить. Подумали бы, что несчастный случай.
- Сволочь! – она ударила его по щеке. Перехватив руку, он резко выкрутил её. Когда жена завизжала и согнулась от боли, погнал её к открытому балкону, сильнее выгибая локоть.
- Не надо! – она попыталась уцепиться длинными ногтями за дверной косяк. Ноготь сломался и остался торчать в щели.
Он выбросил её с балкона, сам еле удержавшись у перил. Посмотрел, как тело шлёпнулось на асфальт – звука было не слышно, всё перекрывали сирены.
Закурил. Десять лет уже не чувствовал вкуса сигаретного дыма, потому что так хотела жена. Выдохнул, затянулся глубже.

8 минут

Люди бежали по улице – в разные стороны, кто куда. Натыкались друг на друга, падали, кричали и ругались. Один только нищий смирно сидел у забора, кутаясь в драный плащ. Шапку, в которой бренчала какая-то мелочь, давно запинали на другую сторону тротуара, но он за ней не торопился. Замер, вздрагивая, опустил нечёсаную голову.
- На тебе, - кто-то бросил на колени нищему пистолет с оттянутым назад затвором, - я сегодня добрый. Один патрон там ещё остался вроде. Сам разберёшься.
Нищий не поднял голову, исподлобья проводил глазами ноги в чёрных джинсах, мазок пыли на штанине. Смахнул пистолет на асфальт, завыл тихо, раскачиваясь из стороны в сторону. Рядом, осторожно косясь блестящим взглядом, опустился голубь, клюнул какую-то крошку.

7 минут

В кинотеатре кого-то убивали, толпа пинала ворочающееся под ногами тело, возившее по полу разбитым лицом.
- Не смотри, - он ласково взял ее за подбородок, повернул к себе, поцеловал в губы.
- Я и не смотрю, - она храбро пожала плечами, хотя видно было, что напугана.
- Я тебя не брошу, - сказал он тихо.
- Что? – девушка не услышала, заткнула уши, громко закричала:
- Как эти сирены надоели! Я тебя совсем не слышу!
- И не слушай! – крикнул он в ответ. – Я тебя все равно не отпущу!
- Правда?
- Конечно!
Несколькими секундами позже их застрелил заросший грязной щетиной нищий, у которого откуда-то оказался пистолет. В обойме было всего два патрона, и нищему не хватило, чтобы застрелиться самому.
- Твари! Чтоб вы сдохли! – он кричал ещё долго, но его никто не слушал, только двое парней в пустом трамвае рядом, руками ели торт.

6 минут

- Ты так быстро всё сделала, - сказал он, - спасибо, Маша… И сирен этих почти не слышно.
- Молчи, - строго приказала человеку в кровати высокая женщина, - тебе говорить нельзя.
- Теперь-то уж что толку? – хрипло засмеялся-закашлял он. – Чудная ты, Маша. Так и будем врачей слушаться?
Она заботливо подоткнула ему одеяло, сама села рядом, глядя на острый профиль в полумраке комнаты.
- Маша, - он слова зашевелился, поднял голову, - почитай что-нибудь?
- Хочешь Бродского? – спросила она, не шевелясь.
- Очень.
Ей не нужно было тянуться за книгой и включать свет. Еле шевеля губами, почти беззвучно, она начала:

- Я не то что схожу с ума, но устал за лето.
За рубашкой в комод полезешь, и день потерян.
Поскорей бы, что ли, пришла зима и занесла всё это –
города, человеков, но для начала зелень…

5 минут

- Мама, нам долго здесь сидеть? – спросил из глубины молчаливо дышащего вагона детский голос.
- Тихо. Сколько скажут, столько и будем сидеть, - шикнула женщина. И снова все затихли, только дышала толпа – как один смертельно раненый человек.
- Выйдем на перрон? – спросил машинист своего сменщика.
- Зачем? В кабине хоть не тесно. А там сейчас сплошная истерика, особенно когда эскалаторы отключили.
Машинист прислушался.
- Вроде тихо, - он пожал плечами.
- Это пока. Ты погоди ещё немного.
- Да скоро будет уже всё равно, сам знаешь. Мы же на кольцевой. Здесь всеё завалит.
- Это точно.
Не сговариваясь, оба закурили.
- Прямо пилотом себя чувствую, - сказал сменщик. – Как будто самолёт падает, и уже чуть-чуть осталось. Только на покурить.
- Самолёт, метро – то же самое, только без крыльев, - попытался пошутить машинист.
Оба невесело посмеялись. Потом сменщик щёлкнул тумблером, и фары поезда погасли.

4 минуты

За углом кто-то играл на гитаре, нестройный хор старательно вытягивал слова песни. Саша поднялся по темной лестнице на верхний этаж дома. Сначала ему показалось, что на лестничной площадке никого нет, но потом он услышал тихий плач у двери, обитой красным дерматином.
- Ну? Чего ревешь? – Саша присел на корточки перед маленькой девочкой в красном комбинезоне.
- Страшно… - сказала она, поглядев на него серыми глазами. – Мне мама дверь не открывает. Они с папой ругались сильно, а потом замолчали, я через дверь слышала.
- Замолчали – это плохо, - серьёзно сказал Саша. – Слушай, хочешь на крышу? Сверху всё видно далеко-далеко.
- На крышу нельзя, - девочка помотала головой, плача зареванное лицо в ладошки. Саша аккуратно отвел ладошки от лица, подмигнул серым глазам.
- Сегодня можно. Я же не чужой дядька, а твой сосед снизу. Вот честно-честно. Пойдем, сама посмотришь.
Грохоча листами железа, они взобрались на самый верх крыши. Саша крепко держал девочку за руку.
- Ага. Вот мы и пришли, - он огляделся, потом снял свой плащ и постелил его прямо на ржавую жесть, - садись. Хорошо видно?
- Да, - девочка, не отрываясь, смотрела в небо.
- Ну и замечательно. Посидим, а потом и мама вернется, и папа…
Саша растянулся рядом, заложив руки за голову, и тоже начал смотреть на облака, гадая про себя – успеет он или нет заметить ракету.

3 минуты

Город затихал. Я сидел на скамейке, по-прежнему не открывая глаз, чувствуя, как люди забиваются поглубже в щели, чтобы спрятаться, хотя прятаться было бесполезно. Те, кому повезет выжить, были отсюда далеко. А я не считался, я даже не отбрасывал тень, сидя под тускнеющим фонарём.

Две минуты.

Ветер перестал дуть. Время сжималось, стремительно скручивалось в клубок, потому что миллионы человек сейчас думали только об одном – как бы замедлить эти минуты. Никогда не бывает так, как хотят все. Неторопливые и торопливые, они были на равных, хотя у первых в запасе оказалось несколько лишних мгновений.

Минута.

В небе будто кто-то прочертил белую полоску. Он все удлинялась, и впереди сияла раскаленная точка – словно метеорит, который сейчас упадёт, оставив после себя просто маленькую воронку. «Маленькую! – взмолился я, не разжимая губ. – Пожалуйста! Маленькую! И чтоб все потом вернулись, вышли, убрали мусор, снова стали такими как раньше!»
В мире была тишина, и я понял, что меня никто не слушает. Скоро этот город превратится в стеклянный пузырь, застывший, навечно вплавленный в корку земли.

А я? Ведь я останусь?
Останусь?
Но что я скажу?
И куда пойду, расправляя обгоревшие крылья, покрытые мёртвым стеклом?
Ответить

 фотография Кубилай 02 ноя 2010

Лестер Дель Рей

ПРЕДАННЫЙ, КАК СОБАКА


Сегодня в могущественнейшем городе умирает последний представитель рода людского. А мы, созданные Человеком, остаёмся одни в зелёном и прекрасном мире, чтобы оплакивать и чтить память Людей, которые умели властвовать всеми и всем, кроме самих себя.
Я уже стар для нашего вида, но в моих жилах течёт молодая кровь и я могу прожить ещё долгие годы, если то, что сказал последний из Людей - правда. И этим я тоже обязан Человеку, подобно тому, как мы и Человекоподобные Обезьяны обязаны ему последней ступенью нашего развития. Мы, Человекоподобные Собаки, народ уже старый и давно связаны с Человеком. И всё же, если бы не Роджер Стерн, может, и сегодня выли бы на Луну и вычёсывали блох или лежали бы в руинах империи Человека, с тупым удивлением глядя на конец рода людского.
Есть древние свидетельства о собаках, которые могли нечётко произнести несколько слов, но лишь Хангор, любимец Роджера Стерна, сделал овладение человеческой речью целью и делом своей жизни. Операция горла и морды, облегчившая ему эту задачу, была относительно проста. Труднее оказалось найти других "говорящих" собак.
Однако Роджер нашел кроме Хангора ещё пятерых, и так всё началось. Определенный отбор и скрещивание, операции и обучение, пересадки желез и радиационные мутации - эти методы обеспечили постоянный прогресс. Поначалу проблемой было отсутствие денег, но вскоре его подопечные привлекли всеобщее внимание и стали высоко цениться.
За свою жизнь он превратил начальную шестерку в тысячи особей и вывел двадцать поколений собак. Очередное поколение появлялось тогда каждые три года. Он видел, как его небольшая псарня во дворе разрастается в крупный институт с сотней учеников и последователей, и убедился, что мир с нетерпением ждет его успеха. И прежде всего за это короткое время он успел увидеть, как виляние хвостом сменяется речью.
Его деятельность продолжили другие. Через две тысячи лет мы заняли уже такое положение рядом с Человеком, что сам Роджер Стерн не поверил бы этому. У нас были свои школы, дома, работа и собственное общество. И даже независимость, когда мы того хотели. Продолжительность нашей жизни выросла с четырнадцати до пятидесяти и более лет.
Человек тоже многого достиг. Он уже почти дотянулся до звезд. Пустынная Луна принадлежала ему уже много веков, его привлекали Марс и Венера, куда он добирался дважды, но пока не возвращался. Но и это было лишь вопросом времени. Можно сказать, что Человек почти овладел Вселенной.
Но не самим собой. Много раз в прошлом он сворачивал с пути прогресса на дорогу убийства своих братьев. И это повторилось - он вновь начал борьбу с самим собой. Города рассыпались в пыль, равнины на юге вновь превратились в пустыни. Чикаго накрыл саван зеленоватого тумана, который убивал медленно, так что Люди успели перед смертью бежать из города, предоставив его самому себе. Зеленоватый туман висел ещё много дней, месяцев и лет - долго после того, как Человек исчез с поверхности Земли.
Я тоже участвовал в той войне, бомбардируя с самолета, построенного для нашей нации, города Империи Восходящего Солнца. Я сбрасывал маленькие атомные бомбы на дома, земледельческие хозяйства и все прочее, принадлежащее Человеку, сделавшему мою расу тем, чем она была. Но мои Люди велели мне сражаться.
Каким-то образом мне удалось уцелеть. Сразу после последней Великой Атаки, когда половина человечества была мертва, я собрал своих товарищей и мы отправились на север с горсткой наших Людей, искавших там укрытие от войны. Из сделанного руками Людей остались только три города - окутанные зеленым туманом и непригодные для жизни. Люди собирались вокруг костров, прятались по лесам, охотились небольшими стаями. А ведь прошел всего год с начала войны.
Какое-то время Люди и мы жили в согласии, планируя отстроить то, что осталось, когда война кончится. Но потом пришла Болезнь. Полученная сыворотка оказалась непригодной, и Болезнь становилась все страшнее. Она разливалась по суше и морю, хватая своими когтями Человека, вызвавшего её к жизни, и убивая его. Подобно большой дозе стрихнина она несла смерть в судорогах и рвоте.
Люди ненадолго объединились против эпидемии, но не смогли с нею справиться. Она все расширялась и добралась даже до нашего небольшого поселка на севере. С грустью смотрел я, как она атакует и сводит в могилу окружавших меня Людей. А потом мы, Человекоподобные Собаки, остались одни среди руин мира, из которого исчез Человек. Целыми неделями передавали мы сигналы по радио, которое научились обслуживать, но ответа не было, и мы поняли, что Люди вымерли.
Мы были бессильны. Как в былые времена, нам приходилось шарить повсюду в поисках пропитания; кроме того, мы возделывали поля, насколько позволяли наши слегка модифицированные передние лапы. Но бесплодная земля севера не подходила для нас.
Я собрал наши разрозненные племена, и начался долгий поход на юг. Мы шли от одного времени года до другого, останавливаясь весной, чтобы засеять поля, и охотясь осенью. Когда сани рассыпались от старости и починить их не удалось, мы стали двигаться вперед ещё медленнее. Иногда мы натыкались на меньшие группы наших. Большинство вновь одичало, и этих мы присоединяли к себе силой. Шаг за шагом, становясь все сильнее, шли мы на юг. Мы искали Людей; пятьдесят тысяч лет собаки жили с Людьми и для Людей, и мы не знали другой жизни.
Посреди пустыни - когда-то там был штат Вашингтон - мы встретили группу наших братьев, которые не вернулись к закону клыков и когтей. У них были лошади и простая упряжь, и даже машины, приспособленные для собак. Мы остались с ними, выбрали правительство и построили временный город.
Из-за отсутствия рук нам приходилось пользоваться малопригодными для этого лапами и зубами, но мы создали себе подобие безопасного пристанища и даже достали немного книг, чтобы учить по ним молодежь.
Однако потом в долину прибыл ещё один клан, направлявшийся на запад, и сообщил нам, что вроде бы одно из наших племен осело на востоке, в огромном городе, полном больших домов и лежащем над озером. Я догадался, что речь идет о Чикаго. О зеленом тумане они ничего не слышали, знали только, что жизнь там возможна.
В ту ночь, сидя вокруг костра, мы пришли к выводу, что если город годится для жизни, то там есть и спроектированные для нас дома и машины. А может, даже Люди, что дало бы нам шанс воспитать наших детей так, как положено. Много недель готовились мы к долгому переходу до Чикаго, погрузили наши запасы на примитивные возы, запрягли в них наших животных и начали путешествие на восток.
Уже приближалась зима, когда мы стали лагерем под городом, по-прежнему могучим и величественным. Хотя он простоял покинутым шестьдесят лет, не видно было следов разрушений; фонтаны в западном районе продолжали действовать, питаемые автоматическими насосами.
Мы подкрались к жившим там в темноте и тишине. Они жили на большой площади, покрытой нечистотами, и мы заметили, что от цивилизации у них не осталось даже огня. Схватка была кровавой, яростной и беспощадной. Впрочем, они уже обленились в безопасных стенах человеческого города, да и клан был не так велик, как нам сказали. К утру остались только убитые и захваченные в плен, которых мы собирались потом обучить. Древний город был наш, зеленый туман наконец-то ушел после стольких лет.
Теперь у нас было множество всякого добра, фабрики продуктов, которые я умел обслуживать, машины, которые Человек приспособил к нашим потребностям, дома, в которых мы могли жить, энергия из атомного ядра, которую можно было освободить щелчком выключателя. Даже без рук мы могли жить здесь с удобствами и в безопасности многие века. Может, наконец теперь сбудется моя мечта о приспособлении наших лап к инструментам и работе Человека, даже если нигде не удастся найти Людей.
Мы почистили город и поселились в южном районе, предназначенном для нашего общества. С помощью нескольких старших коллег, отцы которых воспитывались в духе, установленном Человеком, я ввел новые порядки и запустил большие машины, дающие воду и свет. Мы вернулись к спокойной жизни.
И вдруг через несколько месяцев один из моих заместителей привел ко мне Пауля Кеньона. Человека, настоящего Человека после столь долгого перерыва! Он улыбнулся, а я жестом удалил своих товарищей из комнаты.
- Я заметил свет, - объяснил он, - и сначала подумал, что вернулись какие-то люди, хоть это и невозможно. Однако у цивилизации ещё есть продолжатели, поэтому я попросил одного из вас отвести меня к вождям. Приветствую от имени того, что осталось от человечества.
- Приветствую, - выдавил я. Это было как возвращение богов. Мне не хватало дыхания, на меня сошёл великий покой и умиротворение. - Приветствую, и пусть тебя благословит наш Бог. Я уже потерял надежду увидеть когда-нибудь Человека.
Он покачал головой.
- Я последний человек, оставшийся в живых. Пятьдесят лет искал я людей, но напрасно. Вижу, вы неплохо справляетесь. Я бы хотел остаться с вами и помочь вам в работе... насколько хватит моих сил. Мне удалось пережить Болезнь, но иногда случаются рецидивы - в последнее время все чаще, - и тогда я лежу слабый и безвольный. Потому я к вам и пришел... Странно, - сказал вдруг он, - мне кажется, я тебя знаю. Хангор Беовульф XIV? Я Пауль Кеньон, может, помнишь? Нет? Ну что ж, это было давно, и ты был очень молод. Может, мой запах изменился из-за болезни. Но у тебя по-прежнему эта белая полоса под глазом, и я тебя помню.
Чего ещё нужно было мне для полного счастья?
Так у нас появились руки, и они нам очень пригодились. Но прежде всего Кеньон был представителем рода человеческого и придавал цель нашим усилиям. Однако у него часто бывали приступы болезни, и тогда он лежал в судорогах, отнимавших у него силы на много дней. Мы научились ухаживать за ним и приходить на помощь, а также составлять ему компанию. Однажды он обратился ко мне с предложением.
- Хангор, - сказал он, - если бы тебе пообещали выполнить одно желание, чего бы ты пожелал?
- Возвращения Людей и старых добрых времен, когда мы работали вместе. Ты сам знаешь, как нужен нам Человек.
Он невесело улыбнулся.
- Теперь скорее вы нужны человеку. А если бы это оказалось невозможно, чего бы ты пожелал во вторую очередь?
- Рук, - сказал я. - Я мечтаю о них днем и ночью, но, наверное, напрасно.
- Может, и нет, Хангор. Тебя никогда не удивляло, что ты живешь в два раза дольше других и по-прежнему полон сил? Ты не задумывался, почему я пережил Болезнь, хотя до сих пор испытываю её последствия, и почему выгляжу тридцатилетним, хотя с начала войны прошло уже почти семьдесят лет?
- Иногда, - ответил я. - У меня нет времени задумываться, да если бы и было, единственный ответ, который я знаю, звучит: Человек!
- Очень хороший ответ, - сказал он. - Да, Хангор, человек - это правильный ответ. Именно потому я тебя помню. За три года до войны, будучи на пороге созревания, ты пришёл ко мне в лабораторию. Теперь ты вспомнил?
- Эксперимент, - сказал я. - Поэтому ты меня запомнил?
- Да, эксперимент. Я оперировал тебе железы и привил некоторые ткани, так же, как и себе. Меня интересовала тайна бессмертия. Хотя тогда я не заметил никакой реакции, эксперимент удался, и я не знаю, сколько мы ещё проживём... точнее, ты проживёшь. Мне это помогло победить Болезнь, но не до конца.
Так вот каков был ответ. Он долго смотрел на меня.
- Сам того не зная, я спас тебя, чтобы ты вместо человека принял будущее в свои руки. Да, мы говорили о руках... Как ты знаешь, к востоку от Америки лежит большой континент, называемый Африкой. Но известно ли тебе, что мы работали там с обезьянами, как здесь с вами? Мы поздно начали там и не успели добиться таких успехов, как с вами, однако они научились говорить простым языком и делать несложную работу. Мы изменили их ладони так, чтобы большой палец противостоял остальным, как у нас. Там ты и найдешь свои руки, Хангор.
Мы начали разрабатывать детальный план. В ангарах города стояли самолеты, когда-то предназначавшиеся для нашего вида; до сих пор не было причин пользоваться ими. Оказалось, что они в хорошем состоянии, а когда я поднялся на одном из них в воздух, ко мне вернулись прежние навыки пилота. Топлива хватило бы на десятикратный облет Земли, в случае необходимости можно было использовать крупные запасные емкости в озере.
Мы вместе сняли с самолетов все военное оборудование, хотя Пауль Кеньон большую часть работы делал в перерывах между приступами Болезни. Из шестисот машин только две оказались непригодными, остальные без труда могли перевезти тысячи две пассажиров, не считая пилотов. На случай, если бы обезьяны успели снова одичать, мы захватили контейнеры с усыпляющим газом, чтобы обездвижить их и привязать к сиденьям на время полета. По соседству с собой мы приготовили жилища достаточно солидные, чтобы держать их там силой, но спроектированные с мыслью об удобствах жильцов, если они будут настроены миролюбиво.
Сначала я планировал сам возглавить экспедицию, но Пауль Кеньон убедил меня, что обезьяны приветливей встретят его, нежели меня. Он сказал:
- В конце концов люди заботились о них и они могут ещё немного помнить нас. Зато вас они знают только как диких собак, своих врагов. Я пойду в джунгли, конечно, под защитой твоих товарищей, и попытаюсь установить контакт с их предводителями. Иначе может начаться битва.
Каждый день я брал в самолет несколько молодых коллег и учил их пользоваться навигационными приборами. Потом они в свою очередь инструктировали других. Эта задача отняла у нас много месяцев, но мои товарищи понимали необходимость рук не хуже меня. Каждая попытка, дававшая хотя бы тень надежды, заслуживала реализации.
Экспедиция отправилась поздней весной. Я следил за её ходом с помощью телевидения, хотя с трудом мог настроить приемник. С той стороны передавал, конечно, Кеньон, когда чувствовал себя достаточно хорошо.
Над Атлантическим океаном они попали в шторм и потеряли три самолета, но остальные под руководством моего заместителя и Кеньона вышли из него невредимыми. Приземлились они в районе руин Кейптауна, однако не нашли никаких следов Человекоподобных Обезьян. Потянулись недели поисков в джунглях и на равнине. Они видели обезьян, но, поймав, убеждались, что это примитивные создания со степенью развития, определенной им природой.
Наконец случай помог завершить миссию успехом. На ночь был разбит лагерь и разожжены костры для защиты от диких зверей, которых вокруг было множество. Кеньон наслаждался одной из немногих минут хорошего самочувствия; в палатке на краю лагеря он развернул телепередатчик и передавал отчет о событиях прошедшего дня. И тут над его головой появилось волосатое, с грубыми чертами лицо.
Он заметил тень, потому что сделал движение, словно хотел резко повернуться, но тут же опомнился и медленно оглянулся. Перед ним стояла обезьяна. Кеньон стоял спокойно и смотрел на неё, не зная - дикая она или нет и какие у неё намерения. Она тоже как будто колебалась, но потом шагнула к нему.
- Человек, Человек, - сказала она. - Вот вы и вернулись. Где вы были так долго? Я Толеми, увидел тебя и пришел.
- Толеми, - сказал с улыбкой Кеньон, - рад тебя видеть. Садись, поговорим. Толеми, ты уже не молод, может, твои отец и мать были воспитаны человеком?
- Мне лет восемьдесят, точно не знаю. Меня самого когда-то воспитывал Человек. А теперь я стар, и мои братья говорят, что скоро я буду слишком стар для вождя. Они не хотели меня сюда пускать, но я знаю Людей. Они были добры ко мне, давали мне кофе и сигареты.
- У меня тоже есть кофе и сигареты, Толеми. - Кеньон улыбнулся. - Сейчас я тебя угощу. А как твои братья? Не тяжело вам жить в джунглях? Не хотели бы вы поехать отсюда со мной?
- Да, нам тяжело. Я хотел бы поехать с тобой. Много вас?
- Нет, Толеми. - Кеньон поставил кофе перед обезьяной, которая с жадностью его выпила, после чего осторожно прикурила сигарету от огня. - Нет, но я взял сюда с собой друзей. Приводи своих братьев, и все мы познакомимся. Много вас осталось?
- Много. Десять раз по десять десятков... почти тысяча. Только мы уцелели после великой войны. Люди освободили нас, я вывел своих братьев из города, и мы пошли в джунгли. Сначала мы хотели жить небольшими племенами, но я не допустил этого, и теперь мы в безопасности. Но с кормежкой плохо.
- В нашем городе много продуктов, Толеми; и есть друзья, которые помогут вам, если вы будете работать. Помнишь Человекоподобных Собак, правда? Хотели бы вы работать с ними, как прежде с людьми, при условии, что они будут к вам хорошо относиться, кормить и учить?
- Собаки? Я помню собак, похожих на Человека. Они были хорошие. Но здесь собаки плохие. Я даже почуял запах собак. Он был не таким, который я знаю, и я не поверил своему носу. Я могу работать с этими собаками, но моим братьям потребуется время, чтобы привыкнуть.
Следующие телепередачи свидетельствовали о быстром прогрессе. Я видел, как обезьяны по двое, по трое приходят познакомиться с Паулем Кеньоном, который давал им еду и представлял им моих товарищей. Это шло медленно, но по мере того, как одни избавлялись от страха перед ними, других было легче убедить. Только несколько ушли и больше не вернулись.
Сигареты, которые Человек так любил и которых мы никогда не касались, оказали огромную помощь, ибо обезьяны учились курить с большим рвением.
Прошли месяцы, а когда экспедиция вернулась, она привезла более девятисот Человекообразных Обезьян, которых Пауль и Толеми сразу начали обучать. Прежде всего мы подвергли Толеми всестороннему врачебному осмотру и обнаружили, что он находится в добром здравии, а его жизненные силы чересчур велики для его возраста. Человек продлял жизнь его вида, так же как нашего, и явно добился полного успеха.
Теперь они с нами более трех лет и за это время научились пользоваться руками. Поверху вновь проносятся один за другим вагоны монорельса, фабрики снова нормально работают. Обезьяны быстро учатся, и они любопытны, что заставляет их стремиться к знаниям. Они хорошо чувствуют себя здесь и отлично размножаются, так что теперь мы можем не опасаться отсутствия рук. Может, в будущем с их помощью нам удастся ещё более модифицировать передние лапы и ходить на двух ногах, как ходили Люди.
Я опять вернулся к ложу Пауля Кеньона. Теперь мы часто бываем вместе - тут нужно упомянуть и верного Толеми, - много разговариваем и очень подружились. Сегодня я представил ему один план, план физического и психического превращения обезьян в Людей. Природа когда-то уже сделала это с примитивным обезьяночеловеком, почему бы нам не повторить этого с Человекообразными Обезьянами? Земля снова заселится, наука вновь откроет звезды, а Человек получит приемного ребенка по своему образу и подобию.
Мы, собаки, сопровождали Человека пятьдесят тысяч лет. Это слишком много, чтобы что-то менять. Из всех земных созданий только собаки были ему так верны и преданны. Больше мы не можем руководить, ни одна собака не может стать до конца собой без Человека. Человекообразные Обезьяны заменят нам Людей.
Это приятная мечта, и её наверняка можно реализовать.
Кеньон улыбался, когда я говорил ему об этом, и шутливо предостерёг меня, чтобы они не слишком уподоблялись Людям, иначе создадут для себя новую Болезнь. Что ж, от этого мы можем их обезопасить. Думаю, он тоже мечтал о возрождении Человека, потому что на глазах у него выступили слезы, а мои слова обрадовали его.
Его уже немногое радует, он один среди нас, мучимый болью, ожидающий медленной смерти, которая, как он знает, должна прийти. Старые недуги терзают его все сильнее. Болезнь все туже затягивает петлю на шее.
Единственное, что можно для него сделать, это давать ему болеутоляющее, хотя Толеми и я сумели недавно выделить из его крови болезнетворные микробы. Они похожи на вибрионы холеры. Это открытие продвинуло нас немного вперед. Предыдущая сыворотка против Болезни тоже дала нам кое-какие указания. Но наши вакцины только смягчают приступы, не излечивая причины.
Шансы невелики. Я не говорил ему о наших экспериментах, ибо лишь при большом везении мы добьёмся успеха, прежде чем он умрёт.
Человек умирает. Здесь, в нашей лаборатории. Толеми что-то тихонько бормочет себе под нос, вероятно, молитву. Может, Бог, которого он научился почитать у Человека, окажется милосердным и даст нам победу.
Пауль Кеньон - это всё, что осталось от старого мира, который мы с Толеми любили. Он лежит в больничной палате, мучаясь в агонии, и умирает. Иногда смотрит в окно на птиц, летящих к югу, смотрит так, словно знает, что никогда уже их не увидит. Прав ли он? Однажды до меня донёсся его шепот:
- Кто может это знать...
Ответить

 фотография Кубилай 03 ноя 2010

Джоанна РАСС

КОГДА ВСЁ ИЗМЕНИЛОСЬ


Кэти гнала машину, как сумасшедшая; должно быть, на поворотах скорость превышала сто двадцать километров в час. Хотя она молодчина, большая молодчина. Я видела, как она за день полностью перебирала автомобиль.
В моём родном местечке на Вайлэвэй использовалась в основном сельскохозяйственная техника, и я не решалась управляться с пятиступенчатой коробкой передач на бешеных скоростях, просто не была к этому готова, но даже глухой ночью на поворотах деревенской дороги её езда не пугала меня. Про мою жену можно рассказать кое-что интересное: она не пользуется ружьями. Она может уйти в лес выше сорок восьмой широты без ружья на несколько дней. Вот это меня пугает.
У Кэти и у меня трое детей: один ребенок мой и двое её. Юрико, старшая, спала на заднем сиденье и видела сны двенадцатилетней девочки про любовь и войну: прогулки к морю, охоту на Севере, сны о необыкновенно красивых людях и необыкновенно красивых местах. Вся та неизбежная чепуха, о которой мечтаешь, когда тебе исполняется двенадцать и начинают расти гланды.
Недалёк тот день, когда, как и все они, она исчезнет на неделю, чтобы вернуться грязной, но гордой тем, что убила ножом пуму или застрелила своего первого медведя. Она притащит с собой отвратительно опасного мёртвого зверя, которому я никогда не прощу того, что он мог бы сделать с моей дочерью. Юрико говорит, что езда Кэти усыпляет её. Я же, хотя мне трижды доводилось сражаться на дуэли, боюсь, очень боюсь больших расстояний. Я старею и говорю об этом своей жене.
- Тебе тридцать четыре, - сказала она.
Точно, ничего не скажешь. Она переключила свет. Судя по указателю, осталось ещё три километра, а дорога становилась всё хуже и хуже. Глухая деревня. Ярко-зелёные деревья внезапно возникают в свете фар и обступают машину. Я дотягиваюсь до двери, куда мы привернули панель с зажимами, и беру в руки винтовку. Юрико зашевелилась на заднем сиденье. Моя голова на уровне глаз Кэти, её лица. Мотор работает так тихо, что, по словам Кэти, можно слышать дыхание на заднем сиденье.
Юки была в машине одна, когда поступило сообщение, и тут же расшифровала эти точки и тире. (Глупо устанавливать широкополосный передатчик рядом с генератором переменного тока, но большая часть Вайлэвэй имеет паровое отопление.) Она выскочила из машины, крича во всё горло, моё долговязое, некрасивое чадо, но, само собой, ничего страшного с ней не произошло. Мы были уже морально готовы к этому с той самой поры, когда колония была обнаружена и её разорили.
Но это было совсем другое. Это был шок.
- Мужчины! - орала Юки, дёргая дверцу машины. - Они вернулись! Настоящие земные мужчины!
Мы встретились с ними на кухне деревенского дома, недалеко от места их приземления. Окна были распахнуты, ночной воздух был мягок. Мы ехали на всех видах транспорта, прежде чем добрались до этого дома. Это были и паровые трактора, и грузовики, и безбортовая грузовая машина, даже велосипед. Лидия, районный биолог, уже сделала анализы крови и мочи и теперь, выйдя из состояния замкнутости, свойственного северным народам, сидела в углу кухни, качая головой и удивляясь результатам.
Очень больная, очень добрая, краснеющая по каждому поводу, она заставила себя откопать учебники старого языка, хотя я могла говорить на старых языках даже во сне. И говорила. Лидия чувствует себя с нами неловко. Мы южане и выглядим чрезмерно яркими в сравнении с ней.
Я насчитала в кухне двадцать человек. Это били крупнейшие умы северной части материка. Филли Спэт, я думаю, прилетела на моем планере.
Юки была здесь единственным ребёнком.
Потом я увидела четверых пришельцев.
Они были крупнее нас. Выше, шире в плечах. Двое были выше меня, а я очень высокая - метр восемьдесят без каблуков. Они явно принадлежали к человеческому роду, но были далеки, невероятно далеки от нас, до сих пор я не могу точно представить очертания их чуждых нам тел, а тогда не могла заставить себя прикоснуться к ним, хотя один из них, тот, который говорил по-русски, хотел пожать нам руки - обычай прошлого, как мне кажется. А какие голоса у них были! Единственно, что я могу сказать, что это были обезьяны с человеческими лицами. Кажется, тот, который хотел пожать руку, не имел в виду ничего плохого, но я дрожа отшатнулась, а потом стала со смехом извиняться и, чтобы показать пример (межзвездное содружество, подумала я), наконец всё-таки пожала руку. Жёсткая, твёрдая рука. Они тяжёлые, как ломовые лошади. Неотчётливые, глубокие голоса. Юрико сновала среди взрослых, изумлённо разглядывая мужчин.
Он повернул голову - уже шестьсот лет никто не говорил так - и на плохом русском спросил:
- Кто это?
- Моя дочь, - ответила я и, спасаясь вежливостью от подступающего безумия, добавила: - Моя дочь, Юрико Джанетсон. У нас имена образуются от имени отца. Вы их образуете от имени матери.
Он невольно рассмеялся. Юки воскликнула:
- Я думала, что они симпатичные!
То, как её восприняли, очень её разочаровало.
Филли Хелгасон Спэт, которую я когда-нибудь убью, метнула в меня холодный, спокойный, ядовитый взгляд, словно хотела сказать:
- Следи за тем, что говоришь. Ты знаешь, что я могу сделать.
Это верно, что у меня нет официального статуса, но у Госпожи Президентши будут серьёзные неприятности со мной, если она по-прежнему будет считать занятие промышленным шпионажем пустой безделицей.
Войны и подготовки к войнам, как говорится в одной из книг наших предков.
Я перевела слова Юки на собачий русский, который считался нашим универсальным языком, для того человека, и тот опять засмеялся.
- Где все ваши люди? - спросил он, пытаясь продолжить разговор.
Я снова перевела и посмотрела на лица вокруг. Лидия, как обычно, чувствовала себя неловко, Спэт прищурилась, обдумывая какую-то дьявольщину, Кэти сильно побледнела.
- Это Вайлэвэй, - ответила я.
Он продолжал непонимающе смотреть.
- Вайлэвэй, - сказала я. - Вы помните? У вас есть сведения? На Вайлэвэй была чума. - Он, кажется, немного заинтересовался. Головы в глубине комнаты повернулись в нашу сторону, и я узнала депутата местного профессионального парламента. К утру будут заседать все городские советы, все районные партийные собрания.
- Чума? - спросил он. - Самое большое несчастье.
- Да, - ответила я. - Самое большое несчастье. Мы потеряли половину населения в одном поколении.
Казалось, это произвело на него сильное впечатление.
- Вайлэвэю повезло, - сказала я. - У нас оказался большой резерв первоначальных генов, нас избрали в качестве высшей интеллигенции. У нас осталась высокоразвитая техника. Среди выживших большая часть взрослых владела двумя-тремя специальностями. Плодородная почва, благоприятный климат. Теперь нас тридцать миллионов человек. Промышленность растёт, как снежный ком, - вы понимаете? Дайте нам семьдесят лет, и у нас будут настоящие города, индустриальные центры, профессии, рассчитанные на полный рабочий день, радиооператоры, машинисты. Дайте нам семьдесят лет, и никому из нас не придётся проводить три четверти жизни на ферме.
Я объяснила, как трудно, когда творческие люди только под старость получают возможность работать с полной отдачей. Да ещё мало кто из них располагает такой свободой, как я и Ким. В общих чертах я попыталась описать нашу систему правления. Две палаты - одна построена по профессиональному принципу, другая - по территориальному. Я объяснила, что районные партийные собрания рассматривают и решают вопросы, слишком серьёзные для отдельных городов. И что власть не имеет пока ещё политического характера, хотя, дайте время, и это будет. Вопрос времени всегда был довольно деликатным моментом нашей истории. Дайте нам время. Не было особой необходимости жертвовать уровнем жизни в угоду стремительным темпам индустриализации. Пусть всё идет своим чередом. Дайте только время.
- А где все люди? - спросил этот маньяк.
И тогда мне стало понятно, что он имел в виду не людей вообще, он имел в виду мужчин, а в слово "люди" вкладывал тот смысл, какого это слово не имело на Вайлэвэй уже шестьсот лет.
- Они умерли, - сказала я, - тридцать поколений назад.
Казалось, его ударили ножом. Он захлебнулся воздухом. Он было попытался встать со стула, но только приложил руку к груди и обвёл нас взглядом, в котором странно смешались ужас и сентиментальная нежность.
Потом он с откровенной горечью и очень серьёзно произнёс:
- Непоправимая трагедия.
Я промолчала, не совсем понимая, что он имеет в виду.
- Да, - сказал он на выдохе и улыбнулся той странной, полувзрослой-полудетской улыбкой, которая что-то скрывает и вот-вот прорвётся возгласами одобрения или радости. - Большая трагедия, но это прошлое.
И опять он оглядел нас всех с каким-то странным сочувствием, как будто мы были инвалидами.
- Вы поразительно приспособились, - сказал он.
- К чему? - спросила я.
Он казался озадаченным. На лице его была растерянность. Он выглядел глупо. Наконец он произнёс:
- Там, откуда я пришёл, женщины не одеваются так просто.
- Они одеваются, как вы? - спросила я. - Как невеста?
Мужчины были одеты в серебро с ног до головы. Я никогда не видела подобной безвкусицы. Казалось, он хотел что-то ответить, но потом передумал и промолчал, только засмеялся, как будто мы были детьми или чем-то его позабавили. Он словно оказывал нам огромное одолжение. Потом судорожно вздохнул:
- Ну, вот мы и здесь.
Я посмотрела на Спэт, Спэт посмотрела на Лидию, Лидия - на Амалию, главу местного городского совета, Амалия посмотрела в пространство. В горле у меня першило. Никогда терпеть не могла домашнего пива, которое фермеры лакали, как будто их желудки имели иридиевое покрытие, но всё же взяла у Амалии (это она приехала на велосипеде) кружку и выпила до дна.
Похоже, что всё это слишком затягивалось.
Я сказала:
- Да, вот вы и здесь, - и, чувствуя себя совершеннейшей дурой, улыбнулась, одновременно серьёзно подумав, что неужели мозги мужской половины населения Земли так сильно отличаются от мозгов его женской половины. Этого не могло быть, иначе раса вымерла бы давным-давно.
Радио разнесло новость по всей планете, и у нас появился ещё один человек, владеющий русским. Она прибыла из Варны. Я решила выключить радио, когда мужчина стал описывать свою жену. Судя по его словам, она была похожа на жрицу какой-то тайной религиозной секты. Он хотел было поговорить с Юки, поэтому я вытолкала её в заднюю комнату, несмотря на возмущение и протесты, а сама вышла на парадное крыльцо. Когда я выходила, Лидия объясняла разницу между всем доступным и понятным партеногенезом и тем, что делаем мы - так называемым слиянием яйцеклеток. Именно благодаря ему ребёнок Кэти похож на меня. Лидия перешла к Анскому процессу и к Кэти Анской, нашему единственному, абсолютному гению полиматематики, великой, великой, я даже не знаю, сколько раз великой, бабке моей Катарины.
Передатчик Морзе, установленный в одной из дворовых построек, тихо бормотал что-то сам себе, операторы радиолинии флиртовали и подшучивали друг над другом.
На крыльце стоял мужчина. Незнакомый мужчина высокого роста.
Несколько минут я наблюдала за ним незамеченная - при желании я могу двигаться очень тихо. Когда я позволила ему увидеть себя, он перестал говорить в какую-то небольшую штуковину, висевшую у него на шее.
Затем он тихо спросил на отличном русском:
- Ты знала, что на Земле вновь установлено равенство полов?
- Ты настоящий, не так ли? - в свою очередь спросила я. - А тот другой - напоказ.
Дело немного прояснилось, и я почувствовала облегчение. Он приветливо кивнул.
- Честно говоря, мы не так уж умны, - сказал он. - За последние несколько веков произошли серьёзные нарушения генетического кода. Радиация. Лекарства. Нам нужны гены Вайлэвэй, Джанет.
Незнакомцы не называют друг друга по имени.
- Вы можете получить столько клеток, что хоть утонете в них, - сказала я. - Выращивайте своё собственное потомство.
Он улыбнулся:
- Нам хотелось бы сделать это по-другому. За его спиной я увидела Кэти, стоящую в квадрате света, падающем из двери.
Он продолжал вежливо говорить низким голосом, в котором, как мне казалось, не было насмешки, а только самоуверенность человека, у которого всегда были деньги и власть, человека, не понимающего, что такое быть существом второго сорта или жить в провинции. Самое странное, что минуту назад мне казалось, что он - это вылитая я.
- Я говорю с тобой, Джанет, - продолжал он, - потому что мне кажется, что ты пользуешься здесь большей популярностью, чем кто бы то ни было. Ты так же хорошо, как и я, знаешь, что культура, выращенная партеногенетическим способом, несёт в себе всевозможные врождённые дефекты. Желательно выбрать другой путь, и здесь мы хотим использовать вас, если, конечно, что-нибудь получится. Извини, я не должен был говорить "использовать". Но ты же понимаешь, что такой тип общества, как ваш, - противоестествен.
- Наоборот, ваше человечество противоестественно, - произнесла Кэти.
В левой руке из-под мышки у неё торчала моя винтовка. Её шелковистая головка едва достигала моей ключицы, но я-то знала, что она вынослива, как сталь. Он сделал шаг в сторону, как-то странно и приветливо улыбаясь. В отличие от своего напарника он не проявлял до сих пор ко мне ни малейшего уважения. Кэти вскинула ружьё, будто всю жизнь только этим и занималась.
- Согласен, - произнёс мужчина. - Человечество противоестественно. У меня в зубах металл, и вот здесь, - он ткнул себя в плечо, - металлические болты. - Тюлени живут гаремами, - добавил он. - Самцы обезьян живут случайными связями, и мужчины тоже, голуби моногамны, и мужчины есть такие. Есть даже холостяки и гомосексуалисты. Кажется, встречаются даже гомосексуальные коровы. И всё-таки в Вайлэвэй чего-то не хватает.
Он сухо рассмеялся. Надо отдать ему должное, на нервы его слова подействовали.
- Мне всем хватает, - сказала Кэти, - за исключением того, что жизнь не бесконечна.
- А вы?.. - спросил мужчина, кивая то на меня, то на Кэти.
- Жёны, - ответила Кэти. - Мы женаты.
И опять он издал сухой сдавленный смешок.
- В экономическом смысле это хороший союз. Он годится для работы и ухода за детьми, он удобен, как и любой другой, если речь идёт о случайной наследственности и воспроизведении себе подобных. Но подумайте, Катарина Микельсон, неужели не существует ничего лучшего, чем есть у вас самих, что вы хотели бы передать по наследству своим дочерям? Я зрю в инстинкты, верю в мужчин, мне странно, что одна из вас - механик, а другая, - он посмотрел на меня, - как я догадываюсь, работает кем-нибудь в управлении полиции. И обе даже не чувствуете своей ущербности. Конечно, абстрактно вы об этом догадываетесь. У вас здесь существует только одна половина рода. Мужчины должны вернуться в-Вайлэвэй.
Кэти ничего не сказала.
- На мой взгляд, Катарина Микельсон, - мягко продолжал мужчина, - вы из всех живущих здесь выиграете больше всего. Он прошёл мимо дула винтовки Кэти и вступил в квадрат света, падающего из двери. Я думаю, что именно тогда он заметил мой шрам, которого действительно не было видно до тех пор, пока свет падал сбоку.
Чёткая линия, идущая от виска к подбородку. Большинство людей даже не знали о нём.
- Откуда это у вас? - спросил он.
Я ответила с невольной улыбкой:
- Это память о моей последней дуэли.
Мы стояли так несколько секунд, свирепо глядя друг на друга. Это не было нелепо, пока он не скрылся в доме и не закрыл за собой дверь. Кэти прерывающимся голосом спросила:
- Идиот, неужели ты не видишь, что он нас оскорбил? - Она вскинула винтовку, чтобы выстрелить в него прямо сквозь дверь. Я подскочила к ней и, прежде чем она спустила курок, выбила винтовку у неё из рук. Выстрел пробил пол на крыльце. Кэти дрожала. Она повторяла и повторяла шёпотом слова:
- Вот почему я к ней не прикасалась, я знала, что кого-нибудь обязательно убью, знала, что убью кого-нибудь.
Тот, с кем я-разговаривала сначала, всё ещё был в доме. Он говорил что-то о могучем движении по повторной колонизации Земли и открытии того, что было утеряно. Он подчеркнул выгоды, которые это принесёт Вайлэвэй - торговля, обмен идеями, образование. Он тоже отметил, что равенство полов вновь узаконено на Земле. Конечно, Кэти была права: мы должны были перестрелять их на месте. Мужчины надвигаются на Вайлэвэй, но когда в распоряжении одних есть ружья, а у других ничего такого нет, можно предсказать результаты.
Вероятно, мужчины придут сюда в конце концов. И мне приятно думать, что лет через сто мои великие внуки отобьют их наступление и силой заставят остановиться, но это не так уж важно. Всю оставшуюся жизнь я буду помнить тех четверых, которых встретила впервые. Они были мускулисты, как быки, и заставили меня, пусть на мгновение, почувствовать себя маленькой и слабой.
Кэти считает, что это нервная реакция. Я помню всё, что произошло той ночью. Помню, как была взвинчена Юки, когда мы ехали обратно. Помню, как плакала Кэти, когда мы вернулись домой, сердце её, казалось, вот-вот выскочит из груди. Помню, как Кэти любила меня в ту ночь, немного властно, как всегда, но удивительно успокаивающе. Помню, как я бесцельно слонялась по дому, когда Кэти уснула.
Свет, падающий из зала, обрисовывал её голую руку. Мышцы предплечий благодаря возне с машиной выделялись под кожей как металлические бруски.
Иногда я думала о её руках. Я помню, как входила в детскую, брала ребенка моей жены на руки и какое-то время держала его, дремлющего, чувствуя удивительную волнующую теплоту его маленького тельца. Наконец я возвратилась на кухню, где Юрико готовила поздний ужин. Моя дочь ест как огромный датский дог.
- Юки, - спросила я, - могла бы ты влюбиться в мужчину?
Она поперхнулась от смеха.
- Уж скорее в десятифутового удава, - ответствовало моё тактичное чадо.
Но мужчины прилетят в Вайлэвэй. Уже позже я засиживалась допоздна, думая о тех мужчинах, которые прилетят на нашу планету, о своих дочерях и Бэтти Катаринсон, о том, что будет с Кэти и со мной, с моей жизнью.
Дневники наших предков - это один долгий вопль страдания, и мне кажется, что сейчас я должна бы быть довольна, но нельзя зачеркнуть шесть столетий или даже (как я позднее поняла) тридцать четыре года. Иногда вопросы, вертевшиеся весь вечер на языке у тех четверых мужчин, вопросы, которые они так и не посмели задать, глядя на нас всех, деревенщину в спецодежде, фермеров в полотняных штанах и простых рубашках, кажутся мне смешными.
- Кто из вас выполняет роль мужчины?
Как будто мы должны были скопировать с точностью до деталей все их ошибки!
Я сильно сомневаюсь, что на Земле действительно было вновь установлено равенство полов. Мне противно даже думать, что надо мной смеются, что Юки заставляют чувствовать себя никчёмной и глупой, что моих детей обманывают, считая их неполноценными, и превращают в изгоев.
Боюсь, что и мои личные достижения станут не такими значительными, какими они были или какими я их себе представляла, и превратятся в малопримечательные курьёзы человеческой расы, в те курьёзы, о которых пишут в книгах, в те вещи, над которыми иногда смеются, потому, что они экзотичны, странны, но не существенны. Они завораживают, но никак не являются полезными. Это так больно, что трудно выразить словами.
Согласитесь, что женщине, которая участвовала в двух дуэлях и все выиграла, так бояться попросту смешно. Но не за горами такая жестокая дуэль, что, я думаю, у меня не хватит на неё сил. Говоря словами Фауста:
"Оставьте всё как есть. Не надо перемен".
Иногда по ночам я вспоминаю первоначальное название этой планеты, изменённое первым поколением наших предков, теми странными женщинами, для которых истинное название было слишком болезненным воспоминанием после того, как умерли мужчины.
Мне кажется удивительным, пожалуй, даже жестоким, что всё это полностью возвращается. Но и это пройдёт.
Всему хорошему должен прийти конец.
Возьмите мою жизнь, но оставьте мне её смысл. Хотя бы на какое-то время.
Ответить

 фотография Кубилай 28 ноя 2010

Публикуется с согласия автора.
Копирование и использование материала без согласия автора запрещено.


Денис Голованов. СНЫ (незакончено)
Изображение


а точнее, только начато.

ПРОЛОГ


Сны… Сны приходят осторожно, будто заходишь в тёплое летнее море, которое под покровом ночи ещё не успело остыть. Тело ощущает тёплую, как парное молоко, воду. Продолжая идти на встречу волнам перестаёшь чувствовать дно, ту грань, которая держит связывая с реальностью, и отрываясь от неё, тело подхватывают волны, живые, пульсирующие вены колыбели жизни. Сны… Погружают в те миры, в которых мечтаешь, переживаешь, любишь и ненавидишь, страдаешь и побеждаешь. В них проживаешь прошлое, настоящее и будущее. Они столь же зыбки как следы на песке, которые с каждым набегом равнодушно стирают волны, словно проходящие эпохи, уносящие войны и трагедии из памяти людей.
Человеку снилось море, тот островок детских воспоминаний, от которых веяло теплом и радостью, беспечной беззаботностью. Яркое, ослепительное солнце на фоне голубого неба и бирюзового моря, бесконечный мир, который тщетно пытается разрезать своим острием пограничный катер, идущий по горизонту. Шум прибоя, ласкающий слух и убаюкивающий своей монотонностью. Шум… Шум волн… Шум ветра…
Шум ненавязчиво давящий на сознание и предательски убаюкивающий. Потоки воздуха гнал обжигающий холодом ветер, тысячи снежинок старались впиться в лицо, которое давно перестало их чувствовать. Cухие, обветренные губы не шевелились, а веки закрывались под замершими, обледеневшими ресницами. Непреодолимая слабость препятствовала любому движению, словно одежда была вылита из свинца. Сон снова окутывал сознание. Снежный океан готовился принять в свои объятия очередную жертву, заметая все её следы, чаяния и стремления, будущее… Но это было бы слишком просто для стихии. Это был человек, который выжил в огненном аду Всемирного Апокалипсиса. Он один из тех немногочисленно проклятых, что остались существовать на могильнике великой цивилизации, имя которой – ЧЕЛОВЕЧЕСТВО.
7 июля год 2023 от Рождества Христова.


Глава 22062013
НАЧАЛО


Раннее субботнее утро выдалось на славу. Солнце ещё только поднималось, ощупывая своими яркими и заботливыми лучами молодую листву деревьев, насыщенность которой добавил прошедший ночью дождь. Зелёный ковер переливался искрами капель, которые ещё не успели высохнуть. С легким маревом, яркое голубое небо поднимало настроение. Вдали, прячась за лучами солнца, удаляясь, таял в утренней дымке родной город. Тёмный асфальт петляя в проносящихся деревеньках и неровностях ландшафта уводил прочь от городской суеты. Нагруженный пикап L200 уверенно шёл по трассе. Дорога была практически пустая. Вечерняя пробка рассосалась ещё ночью, а очередная партия «садистов»* ещё спала. Так начинался их первый, долгожданный, совместный отпуск, к которому они готовились давно и основательно.
***
Данила и Киру судьба познакомила достаточно прозаично. Он был начальником IT подразделения, она практиканткой в отделе по работе с клиентами в одном региональном представительстве, крупной оптовой компании. Познакомились они на одном из корпоративных выездов, где руководство решило проверить, подражая западным корпорациям, слаженность в работе коллектива, выбрав для этого командную игру страйкбол*.
В первые минуты игры, Данила вспомнил забытое, практически стёртое из воспоминаний своё советское детство, прошедшее в «зажиточном» пионерском лагере крупного Министерства. Он вспомнил походы верхом на лошадях, поздние посиделки у костра, кинотеатр с ежедневными сеансами, позавидовать которому могли многие провинциальные города, вечерние дискотеки под «Есаула» Газманова. Вид реплик американских штурмовых винтовок M-16, напомнил ему суточную игру «Зарница»*, которая в таком масштабе была только один раз и разделила лагерь на подлых НАТОвских лазутчиков, обречённых на поражение и доблестных советских бойцов. Вспомнил, как его отряд целую неделю выпиливал из дерева и покрывал чёрным лаком те самые, необычные для советского мальчишки, автоматы. Как они проводили свои «диверсии» и форсировали небольшую речушку, по грудь в воде, подняв над головами деревянные поделки, словно это были настоящие штурмовые винтовки. Он влюбился в страйкбол, эта игра никак не могла оставить его равнодушным, т.к. все мужчины это всего-навсего взрослые дети...

...

оригинально на:
http://forum.airsoft....php?f=61&t=127
Ответить

 фотография Drm 15 окт 2011

По совету одного из администраторов публикую здесь. Хотя это и не совсем рассказ, точнее совсем не рассказ.
Материал публикуется с согласия автора, то есть меня, при копирование текста или его части бэклинк на мой сайт обязателен!
Всю критику, благодарности и маты отправлять по адресу http://drm-a.ru/ Скачать книгу doc|fb2

Drm Алексеев - Модератор

Изображение

Глава первая и единственная


-Зачем Вы пробрались в строящееся метро?

Я смотрел на этого громилу и думал: «Нет, дружище, это было не метро, совсем не метро»

-Вам понятен мой вопрос?

Что же тут не понятного, но я продолжал молчать. Я не строил из себя героя, мне действительно нечего было сказать.

Два обычных парня полезли в подвал заброшенного элеватора недалеко от центра Челябинска, а тут какое-то метро.

Из-за готического вида здание стало местом паломничества эмо, готов и прочих неполовозрелых искателей приключений. Вот и мы решили устроить прогулку девушкам, так сказать, с изюминкой: ночь, заброшенное здание, шампанское, страшилки.

Для двух диггеров со стажем в этом не было ничего особенного, но, тем не менее, у нас большие неприятности.

Я, купив шампанского, поджидал Макса возле заднего выхода из городского сада им. А. С. Пушкина. Здание элеватора смутно чернело на фоне вечернего неба. По плану, сегодня ночью мы, как бы случайно, пиная мусор в подвалах элеватора, должны были обнаружить пару бутылок игристого вина. Я ненавидел шампанское, но что не сделаешь ради любимой девушки. Но чтобы что-то найти, надо сначала это что-то спрятать. Вот тут-то все и сошло с намеченного пути. Пока я стоял и смотрел, чтобы люди без определенного места жительства не обнаружили наш тайник, Макс копался в подвале. Сначала я услышал хруст мусора, а потом из входа показалась лысая голова:

-Там бомбарь!

-Чего?

-Бомбоубежище говорю

-Макс, элеватор построен в конце девятнадцатого века, тогда самолетов еще не было.

-Ну, гермодверь то там есть.

-И что? – задумавшись о предстоящей прогулке, я не сразу оценил возможные последствия.

-Что-то, полезли.

Тон последней фразы не подразумевал возражений, но я все-таки попытался:

-Макс, давай сегодня спокойно погуляем, а завтра сходим и посмотрим, к тому же, здесь давно все излазили вдоль и поперек.

Но Макс уже скрылся в подвале, и я посчитал, что лучше его одного не отпускать.

Максим всегда в портфеле носил фонарик и универсальную отмычку. Первое сейчас очень пригодилось.

Дверь действительно была со времен союза и выглядела довольно скверно. Сначала я понадеялся, что она неоткроется совсем, но я ошибся, открылась она легко, как будто ей пользовались совсем недавно.

По-хорошему надо было на этом остановиться, но тут и у меня проснулся интерес.

Я слышал про тоннели под элеватором, но про герметичные двери ничего. За ней оказалось нечто вроде служебного помещения, заканчивающегося завалом из колотого кирпича.

-Все?

Я попытался вложить в этот вопрос всю злость за потраченное время и грязные джинсы.

Макс напряженно о чем-то думал.

-Тут воздух свежий

И вправду не чувствовалось ни затхлости непроветриваемого помещения, ни длительного пребывания бомжей.

-Помогай – Макс начал раскидывать кирпичи. Под ними оказалась небольшая, но зато со скобами вентиляционная шахта, заканчивавшаяся решеткой.

Тоннель под ней оказался узким, но сухим. Теперь Макса точно было не остановить, и я начал жалеть, что не сделал это сразу.

На стенах не было видно никаких проводов. Достав коммуникатор, я отключил поиск сети и проверил направление тоннеля. Он шел от площади Революции к парку Пушкина. Автоматически считая шаги, я услышал монотонный звук стучавших о стыки рельсов колес. Побежав на звук, мы оказались в слабо освещенный тоннель. Поезд уже прошел, и головки рельсов блестели, отражая дежурное освещение.

-Либо сегодня в Челябинске запустили метро, либо я ничего не понимаю.

Ударили меня сзади, точнее не меня, а спинку стула, на котором я сидел. Удар был не сильный, но его хватило, чтобы я потерял равновесие и повалился вперед. Руки были связаны за спиной, и я уперся лицом в бетонный пол. Два удара полной бутылкой воды по почкам и мне оставалось только материться, выдувая пыль из щелей.

В бытность диггера я побывал на неофициальных допросах в милиции и знал некоторые методы, не оставляющие следов на теле.

-Я повторяю свой вопрос: зачем Вы проникли на закрытую территорию?

Давящая боль в правой почке была невыносима, но она говорила, что, несмотря на форму, передомной стоит не ЧОПовец, охраняющий метро. Частные охранники не имеют праваприменять силу, тем более устраивать допрос с пристрастием. Полиция? Врядли, они бы не успели так быстро доехать, да и что им делать под землей. Армия? Тогда почему форма черная с нашивками ЧОП? Сдается мне, мы крепко влипли.



***



Метро в Челябинске это отдельная тема для анекдотов. Сколько себя помню его вс? строят и строят. Не один десяток лет строят.

По проекту первая рабочая ветка включает в себя 4 станции: «Проспект победы», «Торговый центр», «Площадь революции», «Комсомольская площадь». Сколько построено тоннелей, точно неизвестно, а вот станция построена только одна «Комсомольская площадь».

Ближайшая к элеватору станция «Площадь революции», но она находилась гораздо севернее, тем более что мы бежали на юг.

Там, где мы наткнулись на тоннель, ничего быть не должно было.

Страх и так безраздельно властвовавший, от этих мыслей дошел до своего апогея.

-Твой друг оказался более разговорчивым, правда в историю с шампанским мне верится с трудом.

Здоровяк улыбнулся туповатой улыбкой.

-Но если это правда, то уже сегодня ты будешь лежать в кровати со своей подругой.

Над дверью загорелась красная лампочка, видимо, кто-то хотел присоединиться к нашей интимной беседе.

Бугай подошел к двери и отключил электрозамок. В щель залетел баллончик, заволакивая все сизым туманом.



Я вздрогнул, над головой противно звонил телефон. С удивлением я обнаружил себя раздетым в собственной кровати. Монитор компьютера, многократно отраженный в стеклопакете окна, оповещал о новых сообщениях. В голове немного шумело, но больше ничего не болело.

Телефон, успевший замолчать, снова начал звонить.

-Да

После сна голос меня никогда не слушался.

Я с трудом ее узнал, но это была Даша.

-Что у тебя с голосом?

-Ничего

-Что случилось?

-Потом… Приезжай, я у Сони



***



С Максом мы познакомились еще в начальной школе. Не сказать, что мы сразу стили лучшими друзьями, но обилие общих интересов нас сроднило. Как и я он когда-то тащился от группы Руки Вверх, как и я не понимал группу Фактор 2, как и я проникся русским роком. После школы, мы хоть и пошли в разные ВУЗы, но не потерялись. Пожалуй, единственное, что тогда могло между нами встать это девушки. Но тут нам очень повезло, а точнее совсем не повезло, что он, что я встречались, с кем попало, а свой дермицо лучше расхлебывать самому.

Максим, был моим лучшим другом, но у него была своя жизнь, он любил байки, любил гонять по городу, я же любил сидеть в парке и читать, он любил быть в центре, в гуще событий, а я сидеть с краю и наблюдать.

Мы были разные, но мы были друзьями.

Дверь мне открыла Даша, я поморщился, когда от нее пахнуло алкоголем. Я не запрещал ей ни курить, ни пить, но мне это не нравилось.

Меня, молча, повели по коридору, не дав даже снять куртку.

На кухне пахло водкой, рыбными консервами и чем-то неуловимо неприятным. На столе стояла бутылка и три стопки. Две пустые были обыкновенными, из стекла, такие иногда идут в качестве бонуса, а полная металлической.

На боку у нее была вмятина, а на дне, я знал это точно, был выбит номер. Макс называл ее боевой, а потому и водка из нее тоже называлась боевая, но сегодня выпить из этой рюмки было некому…

Как сообщили Соне в милиции: « Ривалов Максим Антонович был застрелен из пистолета ТТ выстрелом в голову с близкого расстояния. ЧП произошло в в заброшенном здании недалеко от гор. сада им. А.С.Пушкина. Стрелявшим оказался гражданин Бакулин Константин Михайлович, не имеющий определенного места жительства. Как у него оказался боевой пистолет и зачем он стрелял в Ривалова, Бакулин внятно объяснить не мог, но подозреваемый вину признает, улики это подтверждают».

Так сказать, не для протокола, следователь намекнул, что на этом расследование и закончится, правду искать никто не будет, несмотря на абсурд ситуации.

Так же в милиции не смогли объяснить, зачем Максим полез в элеватор и что он там делал. Ответ на этот вопрос знал только один человек.

Этот человек сейчас стоял и тупо пялился на металлическую рюмку с вмятиной. Не то, что я боялся сейчас сказать, что знаю больше остальных, но вот объяснить то, что я мирно проснулся в своей кровати, я не мог, а потому молчал. Молчал и пытался понять, кто виноват, и что делать.



***



Десятое июня, жара, первый день, когда летит тополиный пух. Или не первый? Возможно, что я просто его раньше не замечал. Прошло около трех месяцев со дня, когда не стало Макса. Столько же я не видел Соню, только Дашенька по-прежнему всегда была со мной. Мы больше не устраивали романтические вечера и ночи, мы больше не целовались стоя надвойной сплошной, но я пил, а она приносила мое тело домой. Любила ли она меня до сих пор? Возможно, уже нет, просто не могла бросить, вот и тянула нас за двоих.

Однажды в полупьяном бреду я ей сказал: «Зря ты выбрала меня, я не герой, я даже не мужик…». Я хотел еще что-то добавить, но желудок как-то странно напрягся, а во рту обильно начала выделяться слюна.

Не понимаю, почему она никогда не упрекала меня в безостановочном пьянстве? Конечно, потеря друга детства, но ведь не столько месяцев. На самом же деле я просто пытался заглушить свою совесть.

Может показаться, что я совсем ушел на дно, но это не так. Я продолжал учиться, даже продолжал работать, вот только прежнего удовольствия мне это не доставляло.

Работал я, как и раньше, в компании по созданию и обслуживанию интернет порталов, а учился все в той же академии, в народе именуемой «сельхозом». К слову, это было одно из самых старых учебных заведений в Челябинске, но из-за направленности к селу, увы, не самое популярное. В распоряжении академии находилось 4 учебных корпуса, три из которых, благодаря переходам составляли большую букву «П», ну а четвертое находилось двумя остановками восточнее.

Именно там я сейчас пытался замолить грехи перед преподавателем, так сказать тет-а-тет.

Василий Алексеевич был не плохим преподавателем и понимающим человеком, во всем, кроме исправления долгов или грехов, как он их называл. Думаю, если он попадет в ад, то дьявол точно возьмет его своим протеже. Хотя, не думаю, что он туда попадет. Василий Алексеевич даже не пил, что на кафедре электрических машин единичный случай, зато он пил чай, много и очень долго. С готовым ответом на поставленный вопрос его можно было ждать как академический, так и астрономический час.

Вот и сейчас я сидел и скучающим взглядом разглядывал аудиторию. Само здание на улице Красной было построено в конце девятнадцатого века, стены из красного кирпича выглядели не только внушительно, но и очень красиво, а толщина их в подвальных помещениях достигала метра. Не удивительно, что ходили упорные слухи о наличии большого бомбоубежища под зданием, но никто туда не пробирался.

Устав крутить головой, я сел, в позу упрямого тинэйджера почти наполовину уехав под парту, уперевшись взглядом в доску.

Удивительно, что доска висит на стене имеющей две двери. Для маленького класса это не очень удобно, створки доски приходится всегда держать закрытыми. Но сейчас я заметил еще более странную деталь, дверей было не две, а три. Последняя была совсем завешана доской, а торчащие части были покрашены в цвет стен.

Не увлекайся я диггерством, я бы просто удивился, но тут я ничего не мог поделать.



***



Достав коммуникатор, я загрузил карту Челябинска и начал прикидывать, сколько шансов на то, что это дверь не от заброшенной кладовой.

Когда-то, курсе на первом, я пытался вызнать у преподавателей кое-какие секреты корпуса на Красной, но все они были старой закалки, а потому молчали как партизаны.

На карте было отмечен туннель под элеватором, а так же расположение линий строящегося метро, а так же куча пунктирных линий – неподтвержденных слухов и баек.Что-то конкретное я так и не нашел. Ровным счетом ничего, за исключением того, что все, строящееся метро, элеватор, паутина тоннелей, а теперь и странная дверь, все это находилось на участке земли всего в несколько квадратных километров.

Посидев еще с десять минут, я подошел к доске и попытался заглянуть за нее. Висела она на двух дупелях и была на удивление тяжелой. Не знаю, толи я сильно отогнул доску от стены, толи крепления проржавели, но сначала оборвался один кронштейн, а потом не выдержал и второй. Доска с глухим стуком ударилась об пол.

Дальше я уже не особо придавался размышлениям. Ударивший в кровь адреналин сделал руки сильнее, а движения быстрыми и точными. Забаррикадировав доской одну из дверей, вторая была всегда закрытой, я на глаз выбрал самую тяжелую станину от электродвигателя.

После двух ударов показалась уходящая в темноту лестница.

Последний раз, взглянув на кабинет, я удивился только тому, как преподаватели не замечают спящих студентов. Хотя теперь это уже не должно меня волновать, меня отчислят вне зависимости от того, что там внизу.

Очень скоро я пожалел, что не имею привычки, как Макс, всегда носить с собой фонарь. Коммуникатором светить было непродуктивно, да и батарею стоило поберечь. Воздух был не очень свежим, но без запахов плесени или гниения.

Всего я насчитал 164 ступеньки, если принимать каждую по 15 сантиметров, то в сумме я опустился на 24 метра под землю, не считая того, что и сам кабинет был в подвале.

Лестница оканчивалась площадкой, выложенной из кирпича. Только пол, насколько я мог судить, был бетонный. Дальняя стена оканчивалась все той же гермодверью, что и странный подвал в элеваторе. Нащупав затвор, я прислушался. Стояла полная тишина. Значит, наверху мой разгром еще не заметили.



***



Затвор мягко закрылся, плотно прикрывая дверь. За дверью оказался еще один тоннель. Коммуникатор утверждал, что он идет точно на запад, и если спроецировать это на карту, то в сторону остальных трех корпусов.

Есть у студентов такая байка, особенно она популярна зимой, когда по морозу приходится бежать две остановки из одного корпуса в другой. Так вот, сказано в этой байке, что все четыре корпуса соединены под землей тоннелем, но закрыт он, поскольку является частью коммуникаций секретных бомбоубежищ.

Если бы я мог бежать в полной темноте, то обязательно бы так и поступил, но напороться на ступеньку или того хуже на стену мне не хотелось. Я понял, что поступил правильно, когда ощупывая стены то слева, то справа, наткнулся на еще одну лестницу, оканчивавшуюся еще одними воротами.

Уж не знаю, против чего они служили, от чего защищали, но даже при неярком свете от дисплея коммуникатора выглядели они очень внушительно. Что-то подобное я видел только в кино. Огромная круглая дверь, со сложной траекторией открывания.

Я так и не разобрался, как же ее все-таки открыть. Сквозь щель открываемых ворот прорезался свет, заставивший меня прикрыть глаза. После чего мне довольно сильно ударили по голове и все вокруг куда-то уплыло.



***



Сознание возвращалось медленно и неохотно. Где-то кто-то разговаривал, но о чем я понять не мог. Я попытался перевернуться, но меня тут же вырвало какой-то желчью. Я посмотрел на идеально белые плитки пола, перевел взгляд на содержимое своего желудка и меня опять замутило. А потом пришел страх. Страх не поддающийся никаким психологическим приемам, страх животного пойманного охотником, но по какой-то причине пока живого.

-Очнулся?

Голос по-стариковски мягким.

Не открывая глаз, я не то сказал, не то выдохнул.

-Не плохо они тебя отделали, могли бы и погуманнее

Я опять согласился.

-Ну, да и ты Венечка молодец, чего же опять-то полез сюда. Охрана у нас шутить не любит, твой друг в прошлый раз этого не понял, вот и лежит теперь в землице.

Теперь я ничего не ответил. Да и что тут можно сказать.

Через минуту старик добавил.

-Тебе повезло больше. Ты и сейчас остался живой. Ну а пока отдыхай, солдаты сейчас нужны как никогда.

Старик поднес к губам стакан с прозрачной и чуть кисловатой жидкостью, которую я с удовольствием выпил.

Убивать меня пока действительно не планировали, поэтому я решил, сначала, немного восстановиться, а уж потом терзать себя размышлениями.

Следующее пробуждение было немного приятнее, да и, наученный горьким опытом, я все делал постепенно.

Пол возле моей кровати опять был идеально чистым, на спинке видела белая одежда, с такими же белыми тапочками. Если бы я не был так напуган, то улыбнулся бы белым тапочкам, но сейчас было очень даже не смешно.

В комнате помимо моей кровати стояло еще три штуки, все они пустовали. Старика я нашел мирно спящего напротив говорившего телевизора. Я заглянул, на экране шел баскетбольный матч, мне даже показалось, что играют девушки.

-Ох… Как ты меня напугал.

Вид у него был совсем не испуганный.

-Демьян – дружески протянул руку.

-Вениамин.

-Это я и без тебя знаю. Как ты себя чувствуешь?

И не дожидаясь ответа, он двумя пальцами раскрыл мне правый глаз и направил туда какой-то прибор. Все это он проделал с такой скоростью, что я даже не успел отшатнуться.

-Вот молодец. Идешь на поправку.

Демьян дружески похлопал меня по плечу.

-Сейчас ты позавтракаешь, а я тебе расскажу последние новости. Пока ты тут загорал, мир пару раз перевернулся.

Пока мы шли до столовой, старик не замолкал ни на секунду, правда, ничего полезного в его болтовне не было. Поэтому я жадно рассматривал все, окружающее нас, изредка поддакивая.

-Помнишь 50-е? – Вдруг спроси он.

Я удивленно посмотрел на него.

-Я для этого слишком молод.

-Ну да, ну да… – Казалось, что старик не знает, как начать очень щекотливый разговор.

-Ну, ты же читал, про холодную войну?

-Про холодную войну читал.

-Так вот, помнишь, весь мир боялся ядерных атак со стороны СССР или США?

Я согласно кивнул. Пока совершенно не понимая, к чему он клонит.

-Так вот это все-таки произошло…

-Что?

-Мы применили свое ядерное оружие…

-На США?

-Нет, на Китай и Японию…

И Демьян рассказал всю историю с самого начала.



«Давно набухавшийконфликт по поводу Курильских островов, выплеснулся оккупацией последних Японской армией.

В Японии сидели тоже не дураки, и прекрасно понимали, чем может обернуться длительная война с Россией. Поэтому тут же был предложен мирный договор, включавший астрономические репарации, в сторону России. Но в кремле решили по-другому, и начали перекидывать войска на Дальний Восток. Тогда со стороны Японии последовала массированная атака беспилотными самолетами с чрезвычайно эффективными бомбами, основанными на антивеществе, и восточная часть России погрузилась в руины.

В кремле приняли радикальное решение – использовать ядерное оружие. Несмотря на то, что стационарные ракетные шахты были уничтожены. Мобильные комплексы Тополь М оказались чрезвычайно эффективными. Именно они уничтожили Японию как экономическую единицу. И все бы, пожалуй, и кончилось на этом, если бы свое веское слово не сказал Китай. Через месяц под предлогом попадания Русских ракет в суверенные воды КНР, последние перешли границу и начали уверенное наступление.

Что тут можно добавить, практически не имея связи с разрушенным Дальним востоком, Русские войска отошли к европейской части. Как ни странно демократическая общественность целиком и полностью поддерживал Россию, вот только рисковать головами не спешила. Китайский блицкриг очень скоро захлебнулся, увязнув в русском бездорожье, а потому война приняла затяжной характер. Не известно, продавала ли Япония Китаю беспилотные самолеты с взрывчаткой из антивещества или Китай каким-то другим способом раздобыл эту технологию, но бомбежка продолжалась».



Именно так развивались события на поверхности, пока я три месяца находился в подземном Челябинске. По большому счету, Резерв планировался, как огромное бомбоубежище, на период длительной бомбежки. Именно сюда утекала огромная часть денег на строительство метро. В принципе это и есть метро, соединяющее стратегические объекты надземного города. Вот только помимо станций и тоннелей, тут есть все необходимое, для размещения с комфортом до 15 тысяч гражданских. Еще два барака на 5 тысяч так и не были достроены. Подземные города, подобные нашему, строились во всех мегаполисах, их целью было сохранить часть населения на период ядерной зимы.

После выписки из больницы меня поселили в пустующих бараках для гражданских. Я думал, что меня затаскают по допросам, но, видимо, было много других, куда более важных проблем. Меня всего раз вызвал полковник Овчинников, который усталым голосом объяснил, что ситуация очень тяжелая, скоро начнется эвакуация, а Резерв не готов принять беженцев. Потом поинтересовался, чем я занимался в свободное время, где учился и где работал. Сказал, что недоученных инженеров и так хватает, а вот толковых «интернетчиков» нет. И распределил меня в бригаду по монтажу оптоволоконных сетей. Мои слабые оправдания, что я программист, его не убедили. К слову сказать, что локальная сеть была по всему Резерву, но использовались для этого телефонные провода, проложенные еще в советском союзе.

Работы было не много, все тормозили поставки сетевого оборудования с поверхности. Поэтому свободное время я проводил за написанием сайта для резерва, своеобразная социальная сеть для подземных жителей. Ну а когда началась эвакуация жителей с поверхности, эту соц. Сеть приспособили для переписи спасенного населения.

С другой стороны я постоянно пытался узнать последние новости с поверхности, я был один из немногих у кого остались друзья и любимые там. Именно поэтому с моей личной картой подойти к выходам из резерва было невозможно. Об этом меня предупреждал в нашу единственную встречу полковник Овчинников, но он удивлено посмотрел на меня и сказал, что ничего не знает про Макса, и что в первый раз я попал в Резерв один. Старик Демьян же шипел каждый раз, когда я заводил разговор про это.

Да и меня не так волновал Макс, с ним все уже понятно, его не вернуть. А вот Даша. Как она, успела ли уехать из города, попала ли в число спасенных? Это меня волновало больше всего.

Каждый день я просматривал сотни анкет, благо к ним прилагались фотографии с веб камеры, но безуспешно. Сколько раз сквозь цифровой шум я видел ее испуганные глаза, срывался со стула, а потом в бессилии листал дальше. Это была ежедневная пытка, но я ничего не мог с собой поделать.

Сколько раз, я уходил в какие-то технические тоннели и мечтал, как встречу ее здесь. Испуганную и замерзшую, отдам ей свою робу, поцелую и крепко прижму к себе, а потом приходили воспоминания последних наших месяцев, мой пьяный бред и ее терпение. Я не ценил, когда она была рядом, а потом совсем оставил наедине с войной. Порою мне казалось, что про жизнь на поверхности я посмотрел в фильме, а Дашеньку я просто придумал. Не было ни трамваев, ни звезд, ни тихого «люблю», но я старался гнать эти мысли.



***





В очередной раз, сидя на распределительном щитке так, чтобы свет от дежурного освещения не падал на меня, я решил, что мне надо ее найти. Сделать это можно только одним способом сбежав из резерва. Неделю я решал, как обойти систему защиты, но так ничего и не придумал. Проблема заключалась в том, что все передвижения сотрудников отслеживались компьютером и дежурным. Именно дежурный в конечном итоге решал, стоит ли меня подпускать ли меня к выходу или нет. Бывали такие случаи, когда мы пробрасывали кабели в закрытых зонах, и меня без проблем пропускали. А сейчас я следил за состоянием оболочки и базы беженцев. Выходить куда-то, мне не было необходимости.

Демьян задумался. Он подолгу мог сидеть с закрытыми глазами, размышляя о чем-нибудь.

-Думаю, отговаривать тебя, смысла нет. – Начал он – Если так, то помимо карточки для выхода тебе пригодятся еще уйма других вещей, достать которые надо незаметно.

Я согласно кивнул. Он мыслил очень точно, и я боялся его перебить.

-В первую очередь тебе понадобится защитный костюм и оружие. Первое достать будет проблематично, не говоря уж о втором. Хотя…

И он опять задумался.

В Резерве существовал свой черный рынок, на котором можно было приобрести журналы, горячее видео, кое-что из военной амуниции, но, ни оружия, ни тем более целых костюмов достать там было невозможно. К тому же деньги под землей отсутствовали, и обмен производился натуральным способом.

-Иди ка ты спать, а завтра мы вернемся к этому разговору.

Что еще мне оставалось, кроме как идти спать? Только блуждать по техническим переходам.

Я давно перестал удивляться грандиозности этого подземного строения, тому количеству ресурсов, что ушло на постройку этого подземного чуда. Я, по большому счету, совсем ничего не замечал, когда так ходил. Эта привычка осталась у меня с поверхности. Там я часто бесцельно ходил по городу, слушая плеер.

Тогда я думал, что вся суть в плеере, что он закрывает тебя от внешнего мира. Но оказавшись в Резерве, я все так же бесцельно бродил по подземным улицам и плеер тут был не при чем.

Знакомые часто обижались на меня, когда я проходил мимо них, а я без шуток умудрялся посмотреть в лицо и не узнать человека. Среди тысяч возможно не узнать одного, но в безлюдных помещениях не заметить одного невозможно.

-Стой – закричал я



***



Человек в черном и не пытался бежать, он даже не удосужился повернуться. Так и стоял спиной ко мне, пока сломя голову бежал к нему.

Оружия мне не полагалось, и не потому, что попал в техники совершенно случайно, а потому, что защищаться не от кого было. Маньяков оставили на поверхности, грабить нужды не было, а в нечистую силу мое начальство не верило. Поэтому я перехватил поудобнее фонарик с увеличенной батареей. Какая никакая, а все-таки дубинка.

Не дожидаясь пока я добегу до него и воспользуюсь своим оружием, он обернулся и протянул мне руку, в ладони был зажат какой-то черный предмет.

Возможно, из-за плохого освящения, но лица незнакомца я не видел, зато чувствовал его взгляд. Пугающий взгляд из темноты капюшона. Мешковатый балахон скрывал фигуру, ясно можно было различить только протянутую ко мне руку, но я смотрел только на лицо.

Несколько секунд мы так стояли, а потом я спросил, пытаясь воспользоваться фонариком:

-Что ты тут делаешь?

Никогда бы не подумал, что я такой медлительный. На миг, отведя взгляд на руку, я услышал стук чего-то о пол, а когда поднял таки луч света на уровень его лица, передо мной был только пустой тоннель. Стоит ли говорить, что свернуть тут негде?

А потом я посмотрел на черный предмет, лежавший на полу. Это был мой коммуникатор. Я его не видел несколько месяцев.

Индикатор мигал зеленым. Было в этом мигании что-то пугающее. Я знал, что это означает.

Сети не было, но мультимедийное сообщение было полностью загружено:



«Веня привет. Знаешь, а я тебя по-прежнему жду. Прошло полтора месяца, а я верю, что ты позвонишь. Ты не мог просто так уйти, с тобой что-то случилось, но как только ты получишь это сообщение, дай мне знать.»



Даша сидела дома, все видео писалось на вебкамеру ее ноутбука.

За ее спиной проносились картины нашей квартиры безвозвратно ушедшей жизни: бабушкин ковер, диван, оригинальные обои. Каждая отдельно взятая деталь несла с собой под завязку набитую сумку воспоминаний.

Вдруг мне вспомнилась дешевая сцена из фильма, где главный герой страдает от своей беспомощности, падая и орошая землю скупыми мужскими слезами. Полтора месяца она сидела и ждала меня. Полтора месяца

Но я не решился устраивать сцену раскаивания для себя. Я и так слишком долго врал себе. Да, так сложились обстоятельства, но почему я собрался сбежать только сейчас? Почему не сделал это два месяца назад? Когда она еще ждала меня дома?

Полтора месяца.

Ответ напрашивался сам собой. Я просто струсил. Сидеть под землей, когда города сносят обезумевшие молекулы, на много приятнее, чем на поверхности. А успокоить мужское самолюбие можно и позже, когда город уничтожен, большая часть населения тоже.

Вот так я сделал из себя романтического героя, в одиночестве ищущего свою любимую среди развалин.

Глупо стучаться головой в пол и спихивать все на обстоятельства. Нечего на зеркало пенять, коли рожей не вышел.



***



Меня морозило. Я ходил уже несколько часов. Первая волна горячки после Дашиного письма спала, и я начал соображать более-менее трезво.

Говорят признание своей ошибки половина пути ее исправления. Что ж, вот я и признался, что я трус. Но что это по большому счету меняет? Сидеть здесь дальше я все равно не могу.

Я похож на парашютиста новичка, самолет взлетел, дверь открыта. Отсидеться в самолете не получится. Остается только вниз. Страшно тебе или нет.

И я прыгнул. В руках я держал маленький и черный парашют, на дисплее которого была загружена карта Челябинска, куда я переносил техническую схему Резерва.

Большинство из моих старых набросков оказалось просто вымыслом, но кое-что действительно совпало. Так, например, огромное бомбоубежище по улице Коммуны, в 90-е превращенное в подземный автопаркинг, действительно оказалось одним из грузовых въездов в Резерв.А слишком мощные системы воздухоотводов для небольшого бомбоубежища под публичной библиотекой были частью одной из линии внешнего кондиционирования, и так далее.

Как ни крути, а Челябинск был большим шансом человечеству выжить. Но ядерной войны не случилось, и законсервированные мышки Резерва ждут, пока их найдет кошка.

План побега теперь обрастал точными мелочами. Именно на станцию Площадь Революции был выход из Резерва. А именно в подвале здания областного суда. Через само здание, можно подняться на поверхность, как из метро, так и из Резерва.

Проблема заключалась в том, что разрушенные до основания здания завалили все подобные выходы. Но выходы были, и это не было, ни для кого секретом.

На поверхность ежедневно поднимались спасительные отряды, которые замиряли уровень вредных веществ в атмосфере, искали выживших, подсчитывали разрушения. Именно они доставляли почти всю информацию с поверхности.

Меня всегда поражало количество второстепенных входов. Объясняй этому было много, но толковых, ни одного. Скорее всего, концепция развития менялась в зависимости от годов, проходивших по поверхности. В 50-е противоатомное бомбоубежище, 70-е монумент построенному коммунизму, в 90-е черт его знает, что там было в 90-е.



***



Целый день, до встречи с Демьяном, я потратил на поиск необходимых вещей или их заменителей. В конечном итоге я набрал полный ранец, забитый в основном продуктовыми концентратами и водяными фильтрами.

Я мог и не идти к Демьяну. У меня было все, что мне нужно, кроме его карточки. Именно ее я хотел попросить, или забрать, это зависело от обстоятельств. Но мне не пришлось делать, ни первого, ни второго. Демьян сам отдал ее мне. Помимо этого он вручил мне изрядно потрепанный, но еще пригодный к использованию костюм для внешней разведки, прозванный за свое назначение сталкером. К костюму прилагался нож, обычный армейский нож. Где и за сколько Демьян умудрился все это достать, я решил не интересоваться.

-Как ты объяснишь, что карточка оказалась у меня, когда все раскроется?

-Все просто, заменил карточки в моей куртки. Да и никто особо крику то из-за тебя не подымит. Захотелось приключений, валяй. Вот только назад тебя уже не пустят. Китайцам тебе сливать особо и нечего. Если они сюда придут, нас прикончат что с твоей помощью, что без нее. Резерв не предназначен для обороны, слишком много выходов, слишком большая площадь.

Он вздохнул, видимо, его тоже посещали мысли о мышках и кошках.

-Да и не дойдешь ты до китайцев. Там на поверхности сейчас столько всего творится. Как послушаешь разведчиков, так жить не хочется.

-А ты их больше слушай, брешут они.

Я пытался себя успокоить. Ну не верил я в монстров похожих на людей и прочую нечисть. Зато в мародеров не верить нельзя, как ни крути.

-Ты точно все решил?

Демьян этим вопросом как бы подвел итог: «Я сделал все, что мог, остановить его не в моих силах»

-Да, и… Спасибо тебе за все.

После этих слов старик как-то согнулся и засуетился, стараясь не показывать мне свои глаза.

-Вот еще, возьми.

Он протянул мне фляжку.

-Что там?

-Успокоительное.

Выйдя от Демьяна я не чувствовал какой-то светлой тоски или кома в горле, в глазах у меня не щипало.Старику я был благодарен, но я шел не искать свою принцессу, а искупать грехи перед ней. Ну а если бы меня по активнее начали отговаривать, то я бы остался. Плюнул бы на все и остался. Так что шел я не в самом приподнятом настроении.

С одной стороны меня гнали любовь, долг, самолюбие, в конце концов, а с другой тормозил липкий и всеобъемлющий страх. Когда меня избивали ЧОПовцы, мне тоже было страшно, возможно даже сильнее, но если бы я сломался, я бы проиграл, я это знал и держался. Когда страх и здравый смысл стоят друг напротив друга, побеждает здравый смысл. Сейчас и тот, и другой кричали о целесообразности нахождения под землей.

Сталкера я решил одеть перед самым выходом из Резерва. Не к чему привлекать лишнее внимание.

С тех пор как город разбомбили, грузоперевозки по резерву значительно снизились, и по некоторым веткам начали ходить пассажирские вагончики, поэтому добрался я очень быстро.

В спецовке отделения связи я не привлекал внимания. Как и Демьян, я мог появиться в любом месте. Вот только двери старику всегда открывала машина, а мне, в случае чего, машинист. Сделано это было в целях экономии времени, да и верили ему больше, чем мне.

Нужное мне ответвление от главного тоннеля я нашел быстро, там еще одно ответвление и еще. Чтобы не показывать коммуникатор, которые были запрещены, я постарался запомнить все ходы северной части Резерва.

Тоннель, по которому я сейчас шел, оканчивался тупиком. Я это знал, но тупик гарантировал мне, что я смогу переодеться без свидетелей. Таких тупиков было не много, но они были, что говорило о каких-то еще не законченных планах по развитию города.

Переодевшись, я постарался положить рабочую форму как можно незаметнее. К заветному тоннелю под Площадью Революции я шел какими-то окольными путями, и несколько раз мне все же пришлось достать коммуникатор. Дойдя наконец-то до цели, я сел на рюкзак и достал фляжку с успокоительным.

Как я и ожидал, там был чистый медицинский спирт.

Закручивая крышку, я услышал шаги. Кровь прилила к вискам, все тело обдало жаром.

Здесь не должно быть людей. Этот тоннель не используется, я просмотрел всю доступную мне литературу. Здесь не проводится никаких работ – это я знал точно. Значит, шаркающие шаги могли принадлежать только охраннику. Никто не знает, как и где они патрулируют, да и знать никто не хочет. Человек в здравом уме не захочет убегать, преступлений тут нет, а на поверхность бегать – это самоубийство. Охрана скорее проверяет работоспособность систем безопасности, чем реально охраняет выходы.

ЧОПовец тоже не ожидал меня увидеть. Я продолжал сидеть.

-Что ты тут делаешь?

Голос у него был молодой, он был моим ровесником, если не младше.

-Да вот решил прогуляться.

Я продолжал сидеть, демонстрируя мирные намерения.

-На поверхность?

-Да

Врать тут было бесполезно. На мне был сталкер, и сидел я на плотно набитом вещмешке.

-Давай ты просто пройдешь мимо, а через десять минут скажешь начальству, что видел меня, но догнать не смог. Сканеров тут поблизости нет, поэтому твои показания проверить никто не сможет.

И тут я сделал непоправимую ошибку. Я встал, как бы освобождая ему проход, но от этого охранник напрягся и схватился за дубинку.

-А давай, я сразу доложу начальству.

-Докладывай…

Я сказал это как можно спокойнее, но не думаю, что у меня получилось. Охранник продолжал приближаться, видимо, пытаясь разглядеть мое лицо. Я по-прежнему стоял боком, поэтому он не видел ножа, висевшего на правом бедре.

До последней секунды я надеялся, что он попытается самостоятельно меня задержать. Тогда у меня был бы шанс его обезвредить, оставив в живых, но паренек потянулся за рацией.

-Пожалуйста, не надо…

В моем голосе больше не было ни надменности, ни уверенности. Парень остановился в пяти шагах с рукой на рации, висевшей на поясе.

Щелкнул зажим, медленно очень медленно рука начала подниматься ко рту. А я уже достал нож и замахивался им в прыжке.

Я никогда раньше не убивал и, видит Бог, не хотел этого делать. Но у моих ног лежал молодой парень с ножом в горле. По холодному полу текла горячая кровь. Лужа росла очень быстро. Парень был еще жив, он хрипел, таращась на меня голубыми, как небо глазами. Сначала от лужи шел пар, а потом она начала застывать. Хотя из горла еще доносился хрип и бульканье, глаза вдруг стали какими-то ненастоящими.

Я достал фляжку и сделал большой глоток. Жжение в горле, но никакого облегчения. Я понимал, что оставить здесь его нельзя надо оттащить дальше в тоннель.

Я подхватил парня под руки и потащил вглубь тоннеля. Он был теплый, неприятно теплый, но это было не самое неприятное. Кровь, очень быстро превратившаяся в какое-то желе на холодном полу начала растягиваться и очень противно рваться. От этого вида на лбу выступил пот, в голове зашумело, я бросил парня и меня вырвало. Потом еще раз, потом мне стало немного легче. Я вытер тыльной стороной ладони по пересохшему рту и почувствовал что-то липкое на губах. Это была кровь парня. Я весь был в его крови. Желудок конвульсивно сжался, но он был уже пуст. Я начал терять сознание, попытался привстать, но поскользнулся на чем-то и провалился в спасительный мрак.



***



Первое что я увидел, когда проснулся это был рельс. Обычный железнодорожный рельс. Я таких видел не мало когда работал проводником, вот только так близко не приходилось. Полотном не пользовались минимум несколько месяцев. Все, начиная от болтов, заканчивая головкой рельсов, было в слое ржавчины. Шпалы были бетонные. Во рту был неприятный вкус и именно он напомнил обо всем остальном.

-Ну и натворил ты, Венечка делов.

Я повернулся на голос. На рельсах позади меня сидел тот самый человек в черном балахоне. Света было мало, но это был настоящий солнечный свет. Он пробивался из открытого вентиляционного люка слева от человека в черном.

-Мало того, что убил охранника при исполнении, так еще и наследил.

Он укоризненно покачал капюшоном.

-Где мы?

Я спросил, потому что от этой темы меня опять начало подташнивать, хотя и знал ответ.

-В Челябинском метрополитене.

Я попытался сесть, чтобы было удобнее продолжить беседу.

-Спасибо, что спас.

Но эти слова уже никто не услышал. На рельсах позади меня никого не было. Я нащупал фонарик и осветил тоннель в обе стороны. Видимо, уходить бесследно и не прощаясь, было его кредо. Неподалеку от меня лежал труп охранника. Несмотря на него, я поднялся.

Компас на коммуникаторе утверждал, что тоннель идет с севера на юг. Значит, идти мне не так много.

Станция появилась неожиданно. Вдруг эхо моих шагов стало более звучным. Я с одной стороны луч фонаря тонул во мраке. Рельсы кончились еще до поворота линии, и сейчас под ногами был бетон.

Станцию я обследовать не стал. Сразу было понятно, что выхода из нее нет. Был технический выход на поверхность, но он был завален сверху, и открыть его изнутри было невозможно. Ни о каких наклонных шахтах для эскалаторов и речи быть не могло. Да я и не рассчитывал выйти на поверхность здесь. Станция строилась закрытым методом.

Немного побродив, я вернулся в тоннель. На самой станции не было бетонного настила, поэтому, когда в туннеле стало по суше, я устроил привал.

Меня немного морозило. Я еще раз все обдумал. Существовала еще станция торговый центр, но степень ее готовности я не знал. Именно поэтому я сразу пошел на Комсомольскую площадь. Это единственная станция, строившаяся открытым способом. Там больше шансов найти выход, не заваленный обломками. О возвращении в резерв я не мог и подумать.

Но об этом я думал раньше, а вот загадочный человек в черном балахоне никак не вписывался в мои планы.

Кем он был? И чего добивался? Для меня было большой загадкой.

Не думаю, что он хотел мне зла, тогда бы он не стал меня вытаскивать, но и в ангела-хранителя мне верилось с трудом. Скорее всего, он преследовал свои цели, а я был просто частью его плана.

Сделав небольшой глоток спирта, я поднялся. До Комсомольской площади идти около трех километров. За час я планировал одолеть это расстояние. Я шел не спеша, внимательно разглядывая окружающий меня тоннель.

Вскоре я заметил, что воздух стал совсем влажным, а под ногами появилась грязь. Через несколько сот метров грязь стала ощутимо тормозить мои шаги, а потом я увидел свет. Кусок серого неба и звук дождя.

На поверхности была осень.

Земля, вымываемая с поверхности, натекала в тоннель. Сейчас уровень ее доходил мне до колен. Свет был близок, но дойти до него было невозможно. Топкая жижа тормозила все мои движения. Теперь каждый шаг давался с большим трудом. Как в детстве я уговаривал себя встать с кровати, так и сейчас я уговаривал себя сделать шаг.

Погрузившись по пояс, я понял, что дальше я так не смогу. Я упал на эту грязь спиной, причем жижа так и не выпустила моих ног.

Я лежал и думал, что вот так глупо погибнуть, у выхода на поверхность, так и не дойдя до цели.

Лежа на спине, я утонул в грязь совсем немного, сантиметров пять не больше. Это был выход. Увеличив площадь поверхности своего тела, я больше не зависел от наличия пола под ногами. Простейшая физика.

Аккуратно освободив ноги, я перевернулся на живот и пополз.

Последние метров двадцать я не чувствовал ни рук, ни ног, только грязь забивавшаяся в нос, рот и глаза. Но я полз, когда мне хотелось все бросить, я вспоминал Дашу и полз с удвоенной яростью.

Дрожа от усталости и холода я наконец почувствовал обжигающе холодные капли чистого дождя. Только тогда я позволил себе отключиться.



***



Небо было свинцово-серым, но после трех месяцев скальных пород над головой оно показалось мне самым красивым. Крупные капли падали на лицо, отмывая с него грязь.

Первым делом я достал из рюкзака датчики экспресс анализа воздуха. Прибор ничего не нашел. Засунув его назад, я огляделся.

Не знаю, на каком этапе готовности была станция, но сейчас она больше походила на котлован. Куски бетона и арматуры, деревянные бревна, остатки лесов, но больше всего тут было коричневой грязи. Грязь заполняла все. Лишь местами был виден каркас будущей станции.

Чуть дальше от тоннеля стало суше, и я смог опять передвигаться привычным для себя образом. Отсюда было хорошо видно, как сверху потоги коричневой воды стекают в недостроенную станцию. Ливневые каналы либо были забиты, либо повреждены.

Одна из сторон котловины служила для выезда грузовиков с породой, именно там я и решил подняться. День, похоже, подходил к концу, и мне хотелось уснуть где-нибудь в сухом месте.

Когда я говорил про ливневые каналы, я не учел одного, что их больше нет. Ничего больше не было. Посмотрев достаточное количество фильмов про ядерные войны, я ожидал увидеть полуразрушенные дома, брошенные машины с открытыми дверьми, потрескавшийся асфальт, помятые фонари с пучками проводов на изоляторах. Но не было ничего. Ровное до горизонта поле из битого кирпича и бетона. Местами торчали остатки стен, но не более полуметра от земли. Складывалось ощущение, что город просто слизали языком, его в прямом смысле сровняли с землей.

Пораженный я оглядывал пустыню вокруг себя. Невообразимая тишина стояла над местом, где сотни лет не замолкала жизнь. В любое время суток здесь ездили машины. В любую погоду здесь ездили троллейбусы.

Ох, как я любил восьмой троллейбус, проходивший именно здесь. У него был самый длинный маршрут в городе. И если тебе некуда было идти, можно было сесть в него и ехать. В этом троллейбусе мы часто ездили с Дашей, она дремала на моем плече, а я разглядывал ее руки. Мы всегда ехали в никуда. Самое главное было сесть на неудобное сидение так, чтобы спина не затекла раньше, чем ты выйдешь.

Я медленно побрел. Направление ноги выбрали сами. Они несли меня в сторону дома.

Также эти ноги несли меня совершенно пьяного. Когда целый день мы просто так пили водку. Счастливое было время, пили не от радости или горя, а просто так.

Ноги всегда меня выносили из любого состояния. Единственное, что точно помню, как меня тошнило возле моего подъезда. Вот прям на этот желтый кустик. Привычным движением я достал ключ из кармана, хорошо, что нигде не потерял. Почти сразу попал в домофонным ключом в щель. В подъезде меня снова стошнило. Проснусь, пойду мыть. Чтобы продышаться, я пошел пешком. Второй, третий, четвертый этаж. А вот и пятый, его можно узнать по оранжевым ступенькам. Шестой очень хмурый и строгий. Ступеньки, ступеньки, ступеньки. Седьмой. Ступеньки, ступеньки, ступеньки… Ступенька оказалась чуть выше, чем я рассчитывал. Следующая оказалась уже где-то около колена, а там и голова ударилась обо что-то твердое.



***



Я не понимаю, как можно проснуться от того, что на тебя кто-то смотрит. Нет, я сам много раз так просыпался. Я просто не могу понять, как работает этот механизм, какой орган при этом срабатывает, как мозг правильно распознает информацию, ведь он спит, в общем, меня волнуют технические нюансы. Обычно волнуют.

Сейчас меня это, конечно, волновало, но в гораздо меньшей степени, чем кружка воды. Губы слиплись, а локоть правой руки, на которой я лежал сильно болел. Я лежал на чем-то очень твердом, гладком и до невозможности холодном. На бетоне.

Причем на бетонном полу своего подъезда. Мне было достаточно посмотреть на крышку, прикрывавшую проводку возле пола, чтобы это понять. Тело было угнетено из-за воздействия алкоголя, иначе я бы не продолжил лежать.

Медленно, очень медленно я вернулся к тому, от чего проснулся.

Он сидел за моей спиной на лестнице, пролетом выше. Сейчас при свете дня казалось, что его балахон полностью поглощает весь свет, попадавший на него.

Чем сильнее я отходил ото сна, тем больше реальность мне напоминала сон. Логично предположить, что если я лежу в подъезде своего дома на восьмом этаже, значит, три месяца в Резерве было просто ярким кошмаром. Но тогда человек в черном балахоне явно вышел за рамки этого кошмара. Если рассуждать от противного, то наличие человека в черном говорит о нереальности окружающего, что противоречило органам чувств, которым я пока верил.

Человек в балахоне, как назло, молчал. Наблюдая за моими потугами. Испытывая на себе все прелести тяжелого похмелья, я именно тужился понять хоть что-то. Заняв наконец такое положение, что я не испытывал боли в шее, когда смотрел на него я замер, совершенно прекратив о чем либо думать.

-Может быть, ты меня пригласишь в дом?

Видимо, поняв, что миниатюра раненный воин окончена, начал он.

С пять секунд я продолжал соображать, глядя ему в глаза. А потом сделал удивленное лицо, как бы извиняясь, что сам до этого не додумался.

-Вот только я не зову незнакомцев в дом. Примета плохая.

-Хуже уже не будет.

И он без труда открыл в дверь в квартиру. Сейчас все выглядело настолько иррационально, что я не стал разглядывать самозакрывающийся замок, а просто захлопнул за собой дверь.

Квартира была чистой, вся мебель была на месте, на вешалке висела моя куртка, двери мешали открыться мои кеды, но это была моя квартира. Именно моя. Здесь не было ни одной вещи, принадлежавшей Даше.

Ровным счетом ничего: пальто, куртки, туфли, кроссовки, шарфы, косметика, даже ее признания в любви на зеркале. Мои признания были, а ее нет.

Я разглядывал надписи. Стереть ее, не задев мои было невозможно. Но, повторюсь, своим глазам я еще верил.

-Её больше нет

Я удивленно посмотрел на гостя

-Как это нет?

-В живых, если тебе так будет понятнее.

Вот тут я не больше не смог себя сдерживаться. Подойдя к нему вплотную, я высказал все, что думаю о нем. А думал я в тот момент много, только плохое и не только о нем. Тирада состояла из стандартных, глупых, необоснованных, а потому обидных наездов, но в процессе словесного излияния до меня дошел полный смысл его последней фразы, и я закончил уже тихим голосом:

-Это правда?

Он кивнул.

Только тут я заметил, что он почти на голову выше меня, такой большой невозмутимый и жестокий. Стоит и смотрит, как под грузом понимания я становлюсь все меньше. Мне захотелось, чтобы как в детстве кто-то большой обнял меня и сказал: «Это только страшная сказка, все хорошо». Но он стоял и просто смотрел.

-Как это случилось?

-Быстро…



***



Пробуждение в этот раз ничем не отличалось от вчерашнего. Я также лежал на полу, я по-прежнему был дома, меня мучило похмелье. Вот только на меня сегодня ни кто не смотрел, и вспомнил я все очень быстро.

Я застонал от невообразимого чувства своей ничтожности. Вчера я бессмысленно вливал в себя весь алкоголь, имевшийся в квартире. А мой славный друг в черном балахоне прежде, чем уйти, по своему обыкновению, бесследно и не попрощавшись, рассказал все, что произошло с момента записи видеопослания.

Теперь я ненавидел себя уже конкретнее: за то, что я так и не смог дать о себе знать за три месяца, что из-за меня она отказалась от эвакуации, что не я силой посадил ее в машину в попытке вывести из города, и не я умер с ней в этой машине.

Теперь я знал все в очень сочных деталях. В богатстве эпитетов уроду в черном можно было только позавидовать. Парень, что пытался вывести ее из города, был настолько благороден, насколько я труслив. А ведь два года назад, когда он отдавал долг родине, я очень даже мило гулял с его девушкой по ночному городу, и выбрала она меня. Именно я клялся и божился, что пророю ради нее тоннель в Эвересте, читал стоя посредине улицы Пушкина, Ахматову и Блока. А он просто вернулся за ней и увез без трагедии надрыва и фальши.

И правильно мне мама говорила, что я всегда буду искать и мучиться, а как дойдет до дело, то я сяду в лужу. «Нету в тебе, Веня, стержня стального, так только болванка оловянная. Не дай тебе Бог проверить его на прочность». Не уберег, проверили, сломался, напился, теперь лежит, болеет, но живой.

К дьяволу все! Хотелось как-то снять то напряжение, что нагнеталось внутри. Головой об пол – больно, но не помогло.

Рядом валялась бутылка из-под водки, разбив ее, я выбрал кусок поострее и ,что было сил воткнул, в вену на локте. Но сил было не много, и я порезал только руку, которой держал стекло. Тогда опираясь на табуретку, я вылез из-под стола и поплелся к балкону.

Восьмой этаж, вот оно мое спасенье. Пара секунд полета и конец. Это то, что мне сейчас было нужно. Конечно, я себе бы выбрал что-нибудь поизощреннее, чтобы еще помучаться напоследок, но выбирать было особо не из чего, да и боялся я передумать.

«Час минешь – век живешь» – вот только не хотел я так больше жить. Прощать себе свои слабости, свыкаться с ними. Затирать непростительные ошибки, забывать свои предательства. Предательства самого себя. Даше уже все равно, она атеистка, а значит, для нее все закончилось. Как, впрочем, и через пару секунд для меня.



***



Когда ты долго живешь на одном месте, пейзаж за окном тебя перестает волновать совсем. С восьмого этажа тебе всегда видны одни и теже серые и невзрачные дома. Меняется что-то за окном редко. Я не беру в расчет климатические и суточные изменения, это понятно.

Но сейчас я даже не успел открыть стеклянную дверь на балкон, как забыл, что хотел сделать. За окном не было привычных зданий, за окном не было непривычных зданий, за окном не было совсем ничего, только безжизненная пустыня из ломаного кирпича и бетона. Именно этот пейзаж я видел, когда вылез из ямы на Комсомольской площади.

Больше суток я просидел в квартире и не удосужился заглянуть за задернутые шторы. Я стоял, уперевшись лбом в стекло, и ничего больше не понимал.

Пустыня вокруг была идеальной, а на балконе не треснуло ни одно стекло. Теперь десятиэтажный дом в Челябинске заметен за много десятков километров, а выйдя из метро, я не видел свой дом. Да и этот мужик в черном, откуда он знает такие подробности про Дашу, меня и Женю?

Совершенная, безоговорочная не состыковка фактов. Либо, я просто зря продолжаю верить своим глазам.

-Мечтаешь?

Я вздрогнул, хотя уже пора привыкнуть, к его манере появляться. Но, несмотря на то, что он явно заметил мой испуг, я не повернулся к нему.

-У тебя наверняка куча вопросов ко мне.

-О, да…

Я сказал это почти одними губами и очень неохотно. У меня появился шанс все прояснить, но каким-то местом я подозревал, что от этого мне легче не станет.

-Задавай

Дружелюбно сказал он, усаживаясь на диван. Я продолжал молчать. Он понимал все, происходящее вокруг, он был сильнее, и уж если он решил мне кое-что объяснить, то от меня уже ничего не зависит.

-Хорошо, тогда я тебе помогу. Я модератор, думаю, ты знаком с этим термином из интернета.

Я кивнул.

-Тут мои обязанности не многим отличаются. Хотя ставки другого масштаба. По имени я Кирилл.

-Вениамин – Буркнул я, а потом зачем-то добавил – Александрович

-Это, я Венечка знаю, не пойму только как ты домик то умудрился восстановить.

Теперь я смотрел на него изумлением.

-Я?

-Нет, ну то, что ты это теоретически можешь, я знал задолго до того, как тебя из Резерва первый раз вытащил. Но вот то, что ты это сможешь так сразу, в порыве ностальгии…

-Так это все-таки я?

На этот раз он удосужил меня кивком головы и продолжал:

-И вот теперь я не знаю, как с тобой поступать, ты силен и непредсказуем, тебя надо бы остановить, но тут в радиусе сотни километров нет, ни одной живой души. Значит, навредить ты сильно не сможешь.

Я совсем не понимал, про что он говорит, но отсутствие логики почувствовал.

-Навредить? Что вредного в том, что я что-то восстановлю?

-Ты еще много не понимаешь, тут есть свои, неизвестные тебе, закономерности

-Разрушить город-миллионер до основания это закономерность? Сделать на этом месте, в радиусе сотни километров, безжизненную пустыню, это закономерность?

-Ты не все понимаешь. К тому же Китайские ВВС не поймут, почему на месте Челябинска опять стоит город. Придется им его бомбить повторно.

-Да мне плевать на Китайцев со всеми их боеголовками.

Я злился, сильно злился. Какое мне дело до китайцев с их проблемами, когда моя девушка мертва, и тут меня осенил самый страшный вопрос:

-А почему в доме нет, Дашиных вещей?

Он с уважением посмотрел на меня.

-Видишь ли, когда ты восстанавливал дом, ты его восстановил после ее смерти, поэтому восстанавливать ее вещи не нужно, ее больше нет, и следа ее тоже больше нет.

«Следа ее тоже нет…» – повторял я про себя, опять оборачиваясь к окну. «Ушла бесследно» – сложилась в голове известная фраза. Я смотрел на руины Челябинска и думал, сколько человек, знавших Дашу, спаслись? Возможно, я последний, кто помнит о ней.

-А как я это…

Но я так и не сказал слово «делаю», на диване никого не было.



***



На что можно потратить день, когда утром у тебя проявились неординарные способности?

Сначала я пытался что-то восстановить, но у меня ничего не получилось, я пялил глаза на всевозможные остатки строений, пытался вырастить деревья, выводил руками какие-то тайные знаки, но все бесполезно. Ничего у меня так и не получилось. Когда мне это надоело, я решил проверить слова Кирилла по поводу следов. Вскрыв семь квартир в своем подъезде, только в одной я нашел личные вещи постояльца. Если я правильно все понял, то на момент восстановления дома только он остался жив. Я часто видел мужичка из этой квартиры. Он ни с кем не здоровался, жил один. Пьяным я его никогда не видел, попав к нему домой, я понял почему. Пил он только дома. И судя по количеству запасов, очень много.

Водка оказалась не самой хорошей, но сейчас я уже даже вкуса не чувствовал. Просто пил ее и все. Думал о том, почему я так и не смог покончить с собой, действительно ли у меня есть какие-то способности, или это очередная неизвестная закономерность. Конечно, думал о Даше.

Впервые полгода наших отношений я мы часто отдыхали в разных кампаниях. Не знаю как она, но я в таки моменты чертовски скучал. Я в принципе всегда скучал по ней, но в такие минуты невыносимо. Тогда я доставал телефон и смотрел на время. Если было не поздно, я звонил, и мы о чем-то разговаривали. А если она уже спала, то я писал сообщение и разбирал телефон на составные части. Ответ все равно никогда не приходил.

Вот и сейчас я достал телефон, просто по привычке. Аккумулятор разрядился, и теперь на дисплее батарейка мигала красным.

Я вспомнил, как мы с ней жили в лесу целые сутки, вдали от цивилизации и людей, просто лежали и наслаждались моментом. Тогда у нее телефон тоже сел, батарейка мигала красным, но целые сутки Даша звонила маме и успокаивала ее. Если бы телефон разрядился, нам бы пришлось ехать домой, а так…

А так, я его постоянно подзаряжал!

От этой мысли мягкий водочный дурман в миг улетучился.

Я вспомнил слова Кирилла: «То, что ты это теоретически можешь, я знал задолго до того, как тебя из Резерва первый раз вытащил». Значит, я всегда обладал этой способностью. Просто мне надо были сильные мотивации, чтобы им пользоваться. С Дашиным телефоном все просто – я не хотел ее отпускать, ну а с домом еще проще, я его три месяца не видел, а тут накатили воспоминания, вот я и отгрохал. Это объясняло и мой сегодняшний провал, я просто не хотел этого по-настоящему. Тогда почему тот парень в Резерве просто не прошел мимо, я ведь очень сильно не хотел его убивать. Опять загадки.

Я вздохнул, выпил приличный глоток водки и чуть не поперхнулся, когда увидел перед собой сидящего Кирилла.

-Может быть, ты стучаться будешь?

Он покачал головой.

-Вот и ты кое-что понял. Да ты действительно можешь многое, если не все, вот только аккуратнее с этим.

-Объясни, как мне пользоваться, чтобы я не натворил чего.

-Контролируй свои желания.

Я смотрел на него в упор, но все равно не заметил, как он ушел, оставив меня дальше размышлять.

«Контролируй свои желания» – легко сказать, вот если я хочу искупить свои грехи.

Тут меня второй раз за несколько минут обдало жаром.

А какие мои грехи? Убийство, предательство – это из крупных. Вранье – это как у всех. Вандализм – но я писал про любовь и на асфальте, так что это даже и не грех. Нет ли на моем счету чего-нибудь крупнее, гораздо крупнее.

Не мог ли я, обладая таким опасным даром и не подозревая о нем, нарушить естественных ход событий, что привело к войне.

Я поболтал остатками водки в бутылке.

Даже если это и так, я все равно это не смогу высчитать, уж очень много допущений и вероятностей для моего нетрезвого мозга.

Но как, ни крути, я единственный кто тут обладает таким даром, и за мной постоянно следит брутальный мужик в черном балахоне. Кстати, похоже, что он еще и мысли читает.

Я, конечно, не обвинил себя в развязывании войны с Японией, а потом и с Китаем, но был к этому причастен с большой долей вероятности.

Допив бутылку, я решил на этом остановиться, а утром еще раз все обдумать. Тем более у меня назрел план действий.



***



Возможно, я не умел снимать с себя симптомы похмелья, а, возможно, не так этого хотел его окончания, в общем, я опять болел. А с чего я в обще решил, что я вообще что-то умею. Голливуд накладывает отпечаток на людей. Как просто мы верим в сказки. Неделю назад все было понятно, страшно, жутко, но понятно. Позавчера нерушимые догмы рухнули, мир оказался другим, я оказался не тем, кем я есть. Вчера из пазлов разрушенного понимания сложилась новая картина, причем мне досталась роль супергероя. А сегодня я должен буду ринуться спасать мир.

Последняя мысль была отнюдь не иронией. Вчера под действием этилового спирта я действительно собирался этим заняться.

Мне вдруг стало смешно.

Глупо, наивно, безвкусно. Вот, что я хотел сказать о сюжете.

Я лежал в холодной комнате и слушал, как за окном воет ветер. Не вставая с кровати, я посмотрел в окно. Холодное осеннее небо.

Сейчас зайдет Даша, услышит, что я проснулся, и с немой укоризной будет смотреть на остатки вчерашней пьянки, но ничего не скажет. Я сам себе неплохой палач, и она это знает.

Встанет у окна и будет смотреть на мое бренное, измученное ядом тело. Я подойду к ней, скажу, что теперь все будет по-другому, крепко прижму, почувствую, как она дышит. А сквозь ее волосы я увижу серый Челябинск за окном.

Выдерну компьютер из ожидания, и быстро напишу в блоге, что я вернулся и начал новую жизнь.

Мне надо заканчивать пить.Белая горячка это опасная штука.

Я перевернулся на бок. Возле другой стены тихо гудел персональный компьютер. Я улыбнулся. В разрушенном Челябинске нет электричества. А в рамке в виде сердечка нет Дашиной фотографии.

Уже прекрасно зная, что увижу, я медленно подошел к окну. По пути я взглянул на компьютер, он даже не был воткнут в розетку.

Не так давно я хотел прыгнуть с балкона, так почему бы и не сделать этого сейчас.

Я открыл окно. Холодный ветер ворвался в комнату, ударяясь об собранные жалюзи.

Подоконник был не большой, но его вполне хватило, чтобы удобно сесть, свесив ноги на улицу.

Когда-то я так часто сидел и курил. Мне просто нравилось вот это состояние. А сейчас я вдруг понял, что ничего не изменится, прыгну ли я вниз или вернусь в комнату. Этот мир стал иррационален, а потому, скорее всего, он не реален.

Я сидел и мирно болтал ногами, в миллиметрах от смерти, по уши погрузившись в бред.

Я совсем не испугался, когда чья-то рука тихонько легла между лопаток, и надавила. Это бред, тут может быть все. Ноги стали стремительно приближаться к земле.

В последнюю секунду мне отчетливо захотелось жить, и темнота все поглотила.



***



Проводница заглянула в купе. Посмотрела на меня, и спросила:

-Что-нибудь желаете?

Кирилл покачал головой.

Еще раз, взглянув на меня, она вышла, прикрыв за собою дверь.

Я уже минут десять как пришел в себя. Очнулся я в поезде лежа на нижней полке. И, на сколько, мог судить был совершенно невредим. Особым бонусом было отсутствие похмелья, в общем, чувствовал себя, как будто заново родился, или так и было. Я уже ничего не понимал, ни с чем не спорил, а просто воспринимал все как должное.

-Долго ты будешь молчать?

Голос Кирилла не выражал никаких эмоций, казалось, он может ждать вечность, пока я открою рот.

Я глубоко вздохнул, но то, что меня мучило, так и не приобрело словесную форму.

-Ты все еще грустишь по своей девушке?

В изумлении я посмотрел на старика. Я ожидал чего угодно, но не вопроса о Даше.

Впрочем, ответа он не ждал и продолжал.

-Вижу, что скучаешь. И дам тебе совет, постарайся смириться с тем, что ее уже не вернуть. Так тебе проще будет все понять.

-Что понять?

-Все

Ненавижу слово «Все», оно как бы подразумевает очень многое, но ничего не объясняет.

-Ну, положим, что все это слишком много, объясни хотя бы почему я не разбился.

-Захотел жить

-А из окна меня толкнул ты?

-Да. Если бы ты прыгнул сам, то разбился, а так инстинкт самосохранения косвенным образом спас тебя.

Опять он про желания. Сказка какая-то, да и только.

-А если я хочу Дашу…

Я не знал, какое слово подобрать, мне не хотелось говорить «оживить», это значило бы признать вслух, что она умерла. Но Кирилл понял.

-Ее уже не вернуть.

-Я же вернулся

-Нет, ты остался. Это большая разница. А она ушла.

Он говорил как уставший преподаватель, объясняющий что-то нерадивому ученику.

-А что я тогда могу?

-Все

-Кроме этого?

Он кивнул

-Кроме этого

-Но это значит не все?

-Все

-Ты сам себе противоречишь, тебе не кажется?

-Нет, не кажется. Ты сам когда-нибудь поймешь разницу.

Поезд начал снижать скорость. Под полом стучали колеса проезжая стрелки.

Кирилл указал мне на дверь.

-Тебе пора

Я вышел из купе, и пошел в тамбур. По дороге я не встретил ни других пассажиров, ни проводницу, заглядывавшую в наше купе. Дверь на платформу была открыта.



***



Я сидел на платформе пялился на табличку с названием станции. Меня не удивляло ни название, 2078 километр, ни то, что табличка покосилась, и направление на Челябинск было куда-то под землю. Меня удивляло то, что из миллиона мест, где можно начать поиск беженцев Кирилл выбрал именно это.

Это место я знал очень хорошо. В свое время я провел тут не одно лето. Помирая со скуки, я исследовал окрестности и изучил их, как свои пять пальцев.

Справа от меня был автомобильный мост, а слева, за деревьями был огромный дачный кооператив.

Когда я вышел из поезда, я сначала сильно удивился станции, а потом удивился отсутствию поезда, но для Кирилла это вполне приемлемо.

В моей ситуации меня смущало несколько нюансов.

Во-первых, я совершенно не представлял, как я могу помочь людям, даже если их найду. Во-вторых, теперь у меня в этом не оставалось никаких сомнений, у Кирилла был четкий план, в котором я играл роль важного, но все-таки винтика. В-третьих, у меня не было с собой никаких вещей, а на улице к закату теплее не становилось. Ну и, в-четвертых, я все еще не верил в свои возможности.

Примерно так выглядел рейтинг самых насущных вопросов, которые стоило бы решить в кратчайшие сроки.

Все проблемы были связаны и, решив одну, можно решить другую. Разумнее всего было понять, что же хочет от меня Кирилл, но толи я достаточно этого хотел, толи это действительно было не возможно, в общем, я так и не понял.
Солнце клонилось к горизонту и через несколько часов стемнеет окончательно.

Я поднялся и пошел к автомобильному мосту. Если Кирилл оставил меня без вещей, значит, я справлюсь и так. Немного скотское решение, но ничего другого не оставалось, как надеяться, что за тебя все решили.

Мост был целым и невредимым, тут вообще казалось, что не было никакой бомбежки. Вот только машины почему-то не ездят.

С одной стороны дороги простирались некошеные поля, океан серых крыш. Я сел на отбойник дороги и задумался.

Кода-то я очень часто здесь был. Не любил это место, а потом подрос и перестал, здесь появляться. В прошлом оду я был один раз и то с Дашей, и то прошли мимо садовых участков прямиком в лес.

Из задумчивости меня вывел столбик дыма, сдуваемый ветром, а потому чуть заметный. Дыма без огня не бывает, а огонь, дело рук человеческих, и пока не совсем стемнело, я пошел искать последних.

В перипетии маленьких улочек я неплохо разбирался, но я не знал, где точно находился источник дыма.

Сначала я решил перейти речку, а уж потом сворачивать с главной улицы.

Я и не заметил, как мысли снова захватили меня.

Я могу все, если захочу, но не могу то, что больше всего хочу. Это замкнутый круг какой-то. Я иду помогать людям, не понимая того как я это собираюсь сделать. Я за тайну плачу жизнью самых близких мне людей Макса и Дашеньки, а потом плачу жизнью охранника за побег от этой тайны. Я могу все.

Я начинал беситься от этой фразы: «Я могу все». Так почему же я ничего не понимаю?

И так, начнем сначала. Есть я, который при странном симбиозе водки с желанием может все. Есть модератор, который следит, чтобы я не навредил. Есть мир, который похож на бред. Но при всем при этом я только и смог кода-то зарядить батарейку взглядом, восстановить дом и включить компьютер без электричества. Модератор, вообще не исправил ни одной вещи, которую я натворил, а только помогал заметать следы, ведь именно он вытащил меня из резерва. Мир же все равно существует, развивается согласно какой-то логике.

Согласно этой за каждое мое решение кто-то расплачивается. Так какого черта я решил, что могу помочь людям поздней осенью, живущим в щитовом домике. Не много ли им придется заплатить за мою помощь?

А если я просто приду к ним и буду жить, навсегда выкинув из головы все свои возможности.

-Мне не нравится ход твоих мыслей.

-Ого, модератор таки решил заняться своими прямыми обязанностями.

-Я ими всегда занимался

-Скажи, я причастен к войне?

Он обогнал меня и остановил.

-Мне трудно за тобой бежать, я уже не молод.

-А ты создай самокат, и бежать не придется. Так да или нет?

-Это трудный вопрос, ты не поймешь, если я отвечу

Я сделал вид, что собираюсь идти

-Да или нет?

-Если ты ставишь вопрос так, то да.

-Так вот слушай сюда, модератор – я стоял чуть выше его и теперь мы были одного роста – если ты контролировал все с самого начала, то зачем погибли все эти люди? Или тебе опять не нравится ход моих мыслей? Объясни, если я причастен к войне, почему я смог изменить этот мир только к худшему?

-Ты так хотел

Я закрыл глаза и глубоко вдохнул, мне хотелось дать ему в морду за последние слова. Обошел Кирилла, не оборачиваясь, тихо добавил:

-Больше не хочу…

-Так измени этот мир, возьми его в свои руки, хватит пускать все на самотек.

Кирилл стоял. С головы слетел капюшон и в полумраке он казался измученным стариком.

Я остановился

-Почему именно я?

-Да ты и есть этот мир, ты модератор, ты тот, кто появился, кода произошло нарушение, ты тот, кто не появился бы без начала войны, и тот без которого войны не началась бы. А сейчас мир катится без управления, и ни к чему хорошему это не приведет.

-Тогда кто ты? И кто все остальные люди? Я тот, кто все это придумал, и тебя и остальных людей, но я дал вам свободу изменять этот мир, каждому человеку понемногу, а модератору задавать вектор развития.

Я не заметил, как опять подошел вплотную. Ткнув в Кирилла пальцем, я сказал:

-Старик, ты бредишь на фоне возвышенного самолюбия. Я могу помочь людям, только став частью их. Я не знаю, как все получилось с домом, возможно, это гипноз.

Я взобрался на первую ступеньку навесного моста. Прямо по тропинке от него я заметил свет в одном из домиков.

-И мне глубоко плевать на это. Я обычный человек, а не плод твоей фантазии.

-Ты не плод моей фантазии…

Я встал на ступеньку выше

-Стой, дай мне объяснить.

Он почти умолял. А я поднялся еще на одну ступеньку.

-Я последний по-настоящему живой человек. Я возглавлял одну из могущественных стран, так получилось, что из всего населения планеты спасся только я. Несколько лет я ждал, что кто-то выйдет на связь, что кто-то еще смог спастись, но все было тщетно. Убиты были все, кроме меня.

Я был не плохим программистом, я придумал эту планету и загрузил ее в компьютер. Я постарался сделать ее как можно более похожей на нашу. Ты правильно заметил, что мир все равно развивается согласно какой-то логике, за этим следит машина.

И тут я понял, про что он говорил. Кода-то был очень популярен фильм матрица, так вот Кирилл создал свою собственную матрицу и загрузился туда. Для всего остального он создал фундамент, а оно согласно логике, заложенной в машину, само развивалось и усложнялось. Кирилл лишь немного контролировал этот процесс. Цивилизация Кирилла погибла от мировой войны, и нам это тоже оказалось свойственно. Только теперь у нас был администратор, который руками модераторов не давал всему погибнуть.

-А дом я загрузил из резервных данных? – спросил я уже совершенно серьезно – Тогда легко объяснить, почему в квартире не осталось ничего, что бы принадлежало Даше. Машина просто посчитала лишним восстанавливать след несуществующего человека.

Кирилл кивнул.

-Теперь ты понимаешь, почему ты можешь все, но не можешь ее снова увидеть?

Я понимал, оживить человека – это значит восстановить весь его след, все на что он прямо или косвенно повлиял за свою жизнь. Если на пике нахлынувших воспоминаний у меня получилось самостоятельно просчитать только дом, то мне не хватит никаких эмоций просчитать след человека.

-Теперь тебе придется задать вектор нового развития человечества

-А если я откажусь?

-Ты не сможешь, желание ли помочь, или несправедливость ли дико мира, жажда ли наживы, неважно, но что-то тебя все равно толкнет сделать выбор. Так что лучше это сделать сознательно.

Я стоял на безымянном мосту, через маленькую речку, в садовом кооперативе и решал, куда задать вектор развития мира.



***



Родной Челябинск, приятно вновь видеть тебя целым. Особенно приятно видеть тебя таким, по которому мы начинали встречаться с Дашей. Не скажу, что за два года ты сильно изменился, но все равно приятно.

Там на мосту мне пришла идея, я вспомнил про эффект бабочки из рассказа Рэймонда Брэдбери.

Машина она все равно машина. Компьютер, который полностью просчитал не только меня, но и весь мир вокруг, с поразительной легкостью послушался меня, программу внутри себя, и загрузил резервную копию всего мира за два года до начала войны.

Именно в этот день произошло испытание бомбы на антивеществе, точнее произошло оно в другой реальности, о которой знал только я и Кирилл. В этой реальности вместо антивещества оказался обычный пластилин, и испытания провалились.

След взрывчатки в компьютере необходимо было закончить, не могла она просто так пропасть. Поэтому Кирилл отправил ее на дно Тихого Океана у восточного побережья острова Хонсю. Магнитное поле, предотвращающее реакцию антивещества, отключится почти через два года 11 марта 2011 года, после чего произойдет самое крупное землетрясение за всю историю Японии, и одно из самых сильнейших за всю историю сейсмических наблюдений.

Мне совершенно не нравилась эта часть плана, но это была дополнительная гарантия, что Япония не применит к России другой вид оружия.

Но сейчас уже было поздно об этом думать, адский таймер тикал, я был далеко от Японии, еще дальше от войны, которой не будет, я шел в кассы покупать билет на фестиваль, где я познакомлюсь с Дашей.



***



Шел дождь, этот рок фестиваль вообще редко обходится без дождя, но я знал точно, что завтра и после завтра будет стоять жара. На входе ко мне подошел охранник и у меня чуть ноги не подкосились. Это был тот самый парень, который никогда не умрет от моего удара в шею. Он обыскивал сумки на предмет запрещенных вещей, а я, запрокинув голову наверх, радовался, что дождь скрывает слезы. Не знаю, просчитала ли машина такое сложное понятие как Бог, но в тот момент я сказал ему от всей души спасибо.

Дашу я увидел там же, где и должен был. Она сидела возле газовой горелки, где грелся чайник. Дождь уже кончился и все начали выбираться из палаток.

Так все происходило, так все происходит, так все произойдет. Я ничего не менял, я второй раз переживал этот счастливый момент.

-Вень, сыграй на гитаре – гриф уперся мне в спину. Я взял ее, провел рукой по струнам, она была настроена.

Даша впервые посмотрела в мою сторону.

«Знакомься, Дашенька, я твой будущий муж» – подумал я и сыграл, так сыграл, как сыграл в той жизни, в которой я был убийцей и предателем, так сыграл, чтобы случайно оказаться с Дашей в одной палатке под одним одеялом. Я сыграл так, как бы я сыграл только для девушки, которою только полюблю, но которую уже любил давно, и которую люблю сейчас.

Утром она уехала, но я знал, когда и где я ее снова встречу.

Через день после фестиваля я шел по Челябинску, считая секунды до роковой встречи. Сердце билось с ужасающей скоростью, руки потели, но мне приятно было медленно считать шаги. Справа проплыла Кировка, проплыл банк. Вот она эта дорога. Вот и Даша идет со своим приятелем. Я пытался не улыбнуться ей раньше времени. Я прошел в нескольких сантиметрах от ее плеча.

Первый столбик, второй, третий… после седьмого я должен обернуться… шестой… Нет, мне дальше нельзя: «Теперь давай, мужик, сам»… седьмой…

Я модератор этого придуманного мира покинул тело Вениамина Александровича и пошел дальше, обернувшись лишь однажды, чтобы убедиться, что Даша его обнимает…



Заключение

Все совпадения имен, дат и событий не случайны.

С уважением Drm Алексеев. Июнь – Сентябрь 2011 года.
Ответить

 фотография Кубилай 23 окт 2011

Товарищ Drm, сейчас читаю твой рассказ.
Возник ряд исправлений и вопросов (задам пока один).
Вопрос:
Почему "полиция"? Слово довольно раздражает. Тем более, что они так, скорей всего, называются временно, а рассказ пишется навека, а не в угоду моды (надеюсь, что так).

Правки:
1)"Что-то, полезли" - "Что-что, полезли"
2)"свой дермицо" ??
3)"Стили лучшими друзьями"
4)"Побежав на звук, мы оказались в слабо освещенный тоннель."
5)"передомной"
6)"праваприменять"
7)"Байки" - слово вызывает замешательство: обычно оно употребляется как забавные рассказы (травить байки). В этом контексте, если его оставлять требуется поменять порядок слов, чтобы было ясно, что речь идёт о механическом транспорте.
...и будут ещё, как дочитаю...

З.Ы. Ну и буква "ё". Её жаль...(
Ответить

 фотография Katya 09 ноя 2011

Подскажите пожалуйста какой нибудь короткий рассказик ,который можно было бы театрализировать желательно повеселее бы ?!!)))
Ответить

 фотография Dark_Dante 09 ноя 2011

Ох... Тяжело найти такой будет, чтоб повеселее. Постапокалипсис все же такая тема, которая веселье особо не предусматривает
Ответить

 фотография Katya 10 ноя 2011

ладно,а если не повеселее,а просто подходящий?
Ответить

 фотография Манул 10 ноя 2011

Просмотр сообщенияKatya (10 Ноябрь 2011 - 14:18) писал:

ладно,а если не повеселее,а просто подходящий?
"Как я умер..." - мне понравился, короткий и ёмкий, к тому же на тему ПА, для небольшой постановки вполне пойдёт.
Ответить

 фотография Katya 11 ноя 2011

Спасибо!Надо посмотреть,а можно ещё автора?))
Ответить

 фотография Манул 11 ноя 2011

Просмотр сообщенияKatya (11 Ноябрь 2011 - 19:35) писал:

Спасибо!Надо посмотреть,а можно ещё автора?))
Как я умер
:rolleyes:
Ответить